Александр Крейцер. Ольга Грибанова.
Дерево апостола Луки. ч.4. Вирус Петромихали гл.9
Прошла еще одна тоскливая зима. Как только снег растаял, Борис поехал к Симонову озеру навестить свой дубок, родившийся во дворе Эрмитажа.
Вот озеро. Вот храм, купол которого так хотелось усеять звездами. Вот ограда. Здесь за оградой Борис встретил тогда молодого священника, который указал ему удобное место для маленького саженца.
Вот же оно. Так же, углом к нему стоял тогда храм. Так же в двух шагах тянулась ограда. И кустарник за оградой, и крыши домов за кустами. Все есть.
Нет только дубка. Просто голая земля, раскисшая после зимы, вся в серых прошлогодних волокнах. И травка сквозь них торопится пробиться.
Но нет дубка.
Борис заметался, обшаривая взглядом каждый клочок земли. Где он, этот тонкий прутик, на котором прошлым летом были три зеленых листика?
Не нашел…
И побрел обратно вдоль озера, шаркая по дороге замызганными ботинками. На душе лежало что-то чугунное и очень давило, так что трудно было дышать. Казалось, если вздохнешь глубже, все там в груди порвется и растечется кровавым потоком…
Деревья по дороге жалобно тянули к нему острые голые ветки – откликнись. Но он не узнавал их без листвы.
А вот это, кажется, дуб – осанка такая величавая. А ну-ка…
И Борис отломал три веточки.
Дома вначале прилежно менял и доливал воду в вазе, похожей на старинную чашу, где приютились эти ветки. И они с готовностью распустили маленькие листья. Да, дуб, не ошибся.
Обрадовался. И забыл…
Навалились новые дела. Застопорилась работа над романом. Непонятно было, куда двинуться. Собралась толпа героев – Рогир ван дер Вейден, Андрей Рублев, Петр великий, Гоголь, наконец – и каждый из них готов был мечтать дальше и находить все новые и новые линии S.
Заколдованный круг… Как из него выбраться?
Борис с горя взялся за рассказы. Они вначале пошли бодро, критика усмотрела в них и постмодернизм, и метафорический реализм, и прочие изыски. Наградила десятком дипломов и двумя медалями за что-то непонятное. Но… Вот так, блуждая по лесу в поисках дороги, вдруг натыкаешься на собственные следы.
Совсем затосковав, Борис подхватил очередной вирус и слег. Только тогда увидел на подоконнике вазу с давно увядшими ветками.
И не стал выбрасывать. Пусть оживут в романе. Как апостол Павел учил? «Не оживет, аще не умрет!»
А когда он наконец поправился и вышел на службу, мимо него на 9-м посту пронесли по пропуску серебряную чашу, скорее всего евхаристическую. Она была усыпана неограненными драгоценными камнями. А обратно несли уже не чашу, а серебряный крест с такими же камнями.
Что бы это значило?
И мысль заработала. Дома на подоконнике стоит ваза в форме чаши и в ней три сухие ветки. Здесь только что прошла мимо него серебряная чаша с «дикими» камнями. И вернулась эта чаша обратно в образе креста.
Может быть, это новый поворот романа, который вернет его, наконец, к апостолу Луке?
Произрастет из этой чаши то самое древо жизни, мамврийский дуб. Его изобразил Андрей Рублев на своей иконе «Троица». Не будь этого дуба, не пришли бы под его сень три путника.
Инок Андрей поднялся как всегда засветло. Вознеся молитвы, вышел из кельи к роднику. Вкусил водицы холодной из горстей и, радостный, вошел в мастерскую. Затеплил свечи, смел веником накопившуюся за ночь пыль и опустился на колена, чтобы благословила Троица на труды.
От сна востáв, благодарю́ Тя, Святáя Трóице, я́ко мнóгия рáди Твоея́ блáгости и долготерпéния не прогнéвался еси́ на мя, лени́ваго и грéшнаго, нижé погуби́л мя еси́ со беззакóньми мои́ми…
Много же, много благости… Зело много даровано ему радостных дней труда над этим образом. Выведены легкой рукой фигуры крылатых вестников за столом – будто живут они в едином узоре буквы «зело».
И чаша перед ними на столе – одна на всех.
Долго думал – почему одна получилась. Надо ведь каждому по чаше…
Нет. Одна чаша Благодати Божией. А над головами крылатых вестников будут дары человечеству в образе Авраама.
Прям и недвижен ангел слева – отдыхает после долгого пути. Вот тебе дар, Авраам, — дом, странный видом своим. Нездешний. Высокий. Это твой кров, Авраам, защита всем твоим потомкам.
И стоит он над головой ангела, как подобие его: башня-голова, колонны-руки, вкось идущее плечо.
Что будет над головой правого ангела, кротко склонившегося над столом? А будет там сила и мощь земная, склонившаяся пред племенем Авраамовым – скала каменная. Стал камень податливым, как волна морская, движимая ветром.
А срединный ангел весь в движении, разговор ведет с обоими братьями своими. Только что говорил он с правым ангелом и повернулся к нему и плечами, и рукой, и коленями. Но вот слово сказал и ангелу слева – и к нему голову повернул. Столь живой образ вышел, что и дар от него живым быть должен. Пусть растет за его плечами мамврийский дуб и благословляет человечество на жизнь вечную. Пусть раскидываются по миру корни и ветви.
И выводит кисть Андрея живую, колышащуюся на ветру крону, как буква «зело». Зело многая жизнь ниспослана человечеству.
Вот так бы прожить жизнь. Давать кров и защиту, смирять гордыню. И оставлять после себя новые ростки и побеги. Может, тогда заживут все кровоточащие трещины
Мастер Рогир, а что если вырастет дерево на твоей картине? Как раз там, где оставила свой след жестокая рана. И будут смотреть двое старых людей сквозь ветви этого дерева на будни средневекового города там на берегу.
Продолжение следует