Архив рубрики: Тени Серебряного века

Стихотворение Марины Цветаевой из цикла «Бессонница»

Тени Серебряного века

В 1923 году в Париже вышел авторский сборник Марины Цветаевой “Психея”. В этот сборник вошел и небольшой цикл “Бессонница”. 

Перед нами одно из стихотворений этого цикла.

Марина Цветаева. Из цикла «Бессонница».

В огромном городе моем – ночь.

Из дома сонного иду – прочь.

И люди думают: жена, дочь, –

А я запомнила одно: ночь.

 

Июльский ветер мне метет – путь,

И где-то музыка в окне – чуть.

Ах, нынче ветру до зари – дуть

Сквозь стенки тонкие грудú – в грудь.

 

Есть черный тополь, и в  окне – свет,

И звон на башне, и в руке – цвет,

И шаг вот этот – никому – вслед,

И тень вот эта, а меня – нет.

 

Огни – как нити золотых бус,

Ночного листика во рту – вкус.

Освободите от дневных уз,

Друзья, поймите, что я вам – снюсь.

17 июля 1916г.

 

Сначала кое-что о Марине Цветаевой. Да, поэты-лирики творят свои произведения из собственных душ. Таков их крест — бесконечно обнажать читателю свое Я, как самому близкому человеку. Большинство лириков из вполне понятного чувства самосохранения прячут свое Я за образом лирического героя — а Марина Цветаева не пряталась. Поэтому вся ее поэзия — открытая рана.

Она такой родилась и в этом выросла. Родилась в семье, где ее окружали книги отца, филолога и искусствоведа, и всегда звучала музыка. Мать, пианистка, ученица Николая Рубинштейна, хотела видеть дочь музыкантом, и Марина Цветаева в семь лет начала учиться в Музыкальном Общедоступном училище В. Ю. Зограф-Плаксиной по классу фортепиано. А писать стихи Марина начала с шести лет — на русском, французском и немецком языках. Так сложились в ней с детства и ритмическое богатство музыки, и смысловая многозначность стиха.

А что с бессонницей? 

В 1921 году она записала в свою тетрадь:

 “Есть особая порода снов, я бы сказала – максимум дозволенной во сне – жизни… Не сон о человеке, а сам он… От сна – только закрытые глаза… Я не сновидящий, у меня – зоркий сон. И сны так вижу – всеми пятью чувствами”. Здесь обратите внимание на эти авторские, вопреки правилам синтаксиса, тире. Мы к этому еще вернемся.

А позже в 1923 году Марина Цветаева в письме отвечает на вопрос о понятии бессонницы в этом стихотворении таким образом:

“Вы говорите…: бдение, как волевое, и бессонница, как страдательное (стихийное). Люди знают: спать (на то и ночь!), иногда: не спать (голова болит, заботы) – но бдить… Бдение как потребность, стихия Бессонницы, прошедшая по руслу бдения… вот мой ответ”.

То есть, сплелись в этом стихотворении и желание не спать, и страдание от этого креста.

Тяжелый крест достался Марине Цветаевой — обостренность чувств. Не только сны видит она всеми пятью чувствами — она и стихи так пишет. Поэтому тесно ей в словах своих стихов, так же как тесно ей самой в материальной оболочке. Слишком много поместилось Марины Цветаевой в этой оболочке.

Четыре катрена пятистопным ямбом — классическая форма. И на каждой строке эта форма рвется. Тягостное напряжение  создают точные рифмы односложных слов, каждый катрен — монорим. В первом катрене это напряжение сразу доведено до предела повтором рифмы “ночь”. Рифма-то повторилась, а смысл слова иной.

В первой строке констатация факта — место действия, время действия: “В огромном городе моем – ночь”

В конце катрена ночь наполнилась иным смыслом: “И люди думают: жена, дочь /А я запомнила одно: ночь”. Двоеточия, как знаки синтаксического параллелизма, и рифма связали родственные понятия и ночь. Одно заменилось другим.

Между первой и последней строкой катрена и уход из сонного дома, и освобождение от связей, долгов, обязанностей, пусть “люди думают”, что хотят. Поэт вышел на свободу и раскрыл себя для всех ощущений.

А дальше — свобода этих ощущений. Ветер, которому дуть до зари  Сквозь стенки тонкие грудú – в грудь. Это обостренное осязание. А что такое “в руке — цвет”. Цветок? Или осязание визуального — цвета?

Есть резко контрастное зрение: черный тополь и свет в окне

Есть “звон на башне” и “музыка в окне” — слух.

Есть ночной листик во рту — вкус.

Это смыслы, переданные словами. Но слов Марине Цветаевой мало. И появляются графические смыслы: тире почти в каждой строке. Тире как смысловая пауза, бездна между реальным миром и сонным-бессонным миром ощущений.

Лишь в одной строке нет тире, и это важно. 

Освободите от дневных уз

Лишь на миг поэт протянул руку к друзьям с мольбой порвать тягостные связи и отпустить на свободу. И в заключительной строке тире вернулось, как захлопнувшаяся дверь в мир поэта: “снюсь”.

И есть гипнотический ритм, ломающий классический ямб. В каждой строке яркое сочетание пиррихия (трех безударных слогов) и спондея (двух ударных слогов): В огромном городе моемночь.

И здесь тире в каждой строке играет иную роль, прячет под собой паузу, неслышную ноту. Ритм, подчеркнутый с помощью тире, создал мелодию, воспринимаемую не слухом, а неким иным инструментом, подаренным читателю Цветаевой.

А для привычного слуха отчетливо выстроенная аллитерация. Финальные слова каждой строки диктуют звуковой фон всего катрена. 

В первом катрене Ночь/прочь/дочь/ночь. И в каждой строке мы видим сплошные “о”. И даже безударные визуально воспринимаются, как “о”. Гулкий голос ночи. Такой гулкий, что финальные слова приглушают этот гул шипящим “ч”: Ночь/прочь/дочь/ночь.

Во втором катрене солирующий звук “У”: путь/чуть/дуть/в грудь. И в четырех строках хозяйничает ветер: он почему-то и дует всю июльскую ночь, и приносить откуда-то звуки музыки, и пронизывает героиню сквозь все материальные преграды тела.

В третьем катрене в финальных словах появляется бесплотное “е”. Пробрался ветер из второго катрена, и растаяло все материальное в облике героини. Остались только ощущения и восприятия. Потому и естественным кажется “цвет”, а не цветок в руке героини.

Особое внимание двум последним строкам этого катрена. Много сейчас принято говорить о стоп-словах, о словесном мусоре, от которого следует в поэзии избавляться, в частности ненужные местоимения и частицы. А Цветаева настойчиво указывает нам “вот этот” шаг, “вот эта” тень. Тут и возникшая вдруг потребность очнуться, вернуться в материальное. Тут и звуковой образ шагов повторяющимся “т”. И в конце пугающее осознание своего небытия на фоне этих звучащих шагов: “а меня – нет”.

А в последнем катрене звуковая картина самая интересная. Финальными словами задан звук “у”: бус/вкус/уз/снюсь. Но весь катрен в целом построен на ударном “и”: огни /нити /листика /освободите /поймите. Максимально истончилась связь героини с реальностью, ушла в еле слышное “и”. Эта чуть слышимость подчеркнута и глухими звуками “с” на концах строк. Уходит героиня из этого мира.

Здесь речь идет об уходе в сон? Или же в небытие? Куда должны друзья отпустить героиню? 

Марина Цветаева не хочет дать нам прямой ответ.

 

 

Гумилев и Волошин. Поэтическая дуэль

Книжная полка

Май 1909 года. Петербург.

Два молодых поэта затеяли скрестить перья в излюбленной с самого XVIII века салонной игре буримэ.

Один поэт — мощный, кряжистый, с буйной шевелюрой, настоящий Илья Муромец. Ему под тридцать. Вот уже пять лет, как он считается символистом и написал уже немало статей по этому поводу в литературных журналах. Но его первый стихотворный сборник еще впереди. А зовут его Максимилиан Волошин. Читать далее Гумилев и Волошин. Поэтическая дуэль

Где ты, Лидия Аренс?

Страницы краткой жизни

Уже почти 250 стоит в Царском Селе, на берегу Большого пруда в Екатерининском парке прелестный архитектурный комплекс под названием Царскосельское адмиралтейство. Читать далее Где ты, Лидия Аренс?

«Романтические цветы» для Анны Ахматовой

Страницы краткой жизни

1907 год в жизни Николая Гумилева был годом неудач и разочарований, чуть не стоивших ему жизни.

Неудачными оказались попытки начинающего поэта издать собственный журнал «Сириус». 

Вся эта история воодушевила Гумилева только одним обстоятельством: в числе немногих авторов, опубликовавших свои произведения в этих трех состоявшихся выпусках «Сириуса», оказалась и Аня Горенко, будущая Анна Ахматова. Это внимание и доверие его способностям обрадовало Гумилева и вселило надежду. Читать далее «Романтические цветы» для Анны Ахматовой

Дмитрий Мережковский. Начало пути

Тени Серебряного века

Город Глухов  в Черниговской области Украины известен в истории с 1152 года. В Ипатьевской летописи он упоминается под этим годом как крепость. В всю эпоху Киевской Руси это был оживленный и богатый город на стыке торговых путей, и Глуховское княжество не уступало своим богатством самому Киеву.

Но этот самый стык торговых путей, когда-то обогативший княжество, с начала монголо-татарского нашествия стал истинным наказанием. В течение многих веков город Глухов, все, что осталось от Глуховского княжества, переходил то Литве, то Польше, то обеим сразу – Речи Посполитой до самого конца существования этого некогда мощного европейского государства.

В середине 18 века это был маленький южный городок, где осел бывший польский шляхтич, а ныне русский войсковой старшина Федор Мережки. Читать далее Дмитрий Мережковский. Начало пути

Стихотворение Дмитрия Мережковского «Л.Н.В-ной»

Книжная полка

Стихотворение Дмитрия Мережковского, посвященное поэтессе Людмиле Николаевне Вилькиной, буквально завораживает.

О чем оно? На первый взгляд – зимний, умиротворяющий, околдовывающий пейзаж. Милая поездка на санях по лесу. Что-то пушкинское «А знаешь, не велеть ли в санки кобылку бурую запречь?»  Славная, нежная картинка. Читать далее Стихотворение Дмитрия Мережковского «Л.Н.В-ной»

Андрей Белый

Тени Серебряного века

В конце 18 века гвардии корнет Павел Охотников построил усадьбу. Этому зданию не пришлось долго простоять. В великом московском пожаре 1812 года дом сгорел.

После войны наследниками Павла Охотникова он был построен заново – красивый особняк в стиле классицизма. В течение десятилетий особняк переходил из рук в руки.

В 70-х годах его владельцем был некто Степанов, сдававший здание в аренду. Читать далее Андрей Белый

Вождь символистов (Валерий Брюсов)

Тени Серебряного века

Жила в начале 19 века в Костромской губернии под Солигаличем скромная помещица Алалыкина. Был среди ее крепостных умный мужик Кузьма. Вероятно, отец его носил прозвище Брус. Может быть, плотничал хорошо? Мало что известно о  юности Кузьмы, сына крепостного Бруса, но совершенно очевидно, что было он грамотным и довольно обеспеченным. Видно, умная и человеколюбивая была помещица Федосья Алалыкина, ценила в своих людях образованность и уважала в них людей. Читать далее Вождь символистов (Валерий Брюсов)

Михаил Кузмин

Тени Серебряного века

Имя этого поэта долгое время было под запретом. Даже более того. Ведь под запретом были и Пастернак, и Ахматова, и позже Солженицын, но они жили в нашей культуре, читались из-под полы. Их доставали, добывали, перепечатывали друг у друга. Это был манящий запретный плод.

Имя Михаила Кузмина было на долгое время просто вычеркнуто из памяти нескольких поколений целомудренным советским обществом, раз и навсегда заклеймившим весь Серебряный век с его «упаднической» и порочной культурой.

Этот странный, непредсказуемый, будто вылепленный из противоречий поэт вернулся в культуру в 90-е годы прошлого века во время всеобщей толерантности к всевозможным порокам. И так же незаслуженно вернулся, как и был забыт. А должен бы вернуться редким по мастерству поэтом. Читать далее Михаил Кузмин

«Зимний вечер» Дмитрия Мережковского

Книжная полка

Стихотворение Дмитрия Мережковского «Зимний вечер» своим названием напоминает нам знакомое с детства «Буря мглою небо кроет…» Но зима здесь совсем не пушкинская. Хотя, может быть, где-то и отталкивается от пушкинского зимнего вечера с его бурей за окном и теплым уютом возле печки. Вечер у Мережковского совершенно иной! Читать далее «Зимний вечер» Дмитрия Мережковского