Что бунтуют?.. Кипит тревога…
Тайно шепчется царство с царством…
Что владыки земли, коварством
заговорщиков души полня,
общей ратью идут на Бога
и помазанника Господня?
Разорвем, мол, одним усильем
связь земную со Сводом Синим! —
словно путы с запястий скинем!..
Адонай восседает в небе,
до поры улыбаясь немо,
в ус посмеиваясь над ними…
Но однажды, спускаясь склоном
вдоль шатров их, — лишит покоя,
ввергнет в панику сих героев
близкий Бог, оглушая словом:
«Я возвел царя над Ционом,
над Моею святой горою!..»
Бог мой помнит меня! — я поднят!
Мне на ухо Свое решенье
Бог изрек: «Ты — Мой сын. Сегодня
Я родил тебя. Люд, угодья —
дам! — проси! — на! — верши правленья!
Непокорных сопротивленье
сокрушишь ты жезлом железным,
разобьешь их, как ковш из глины…»
Образумьтесь же, властелины!
Судьи мира, внемлите чинно
наставленьям, царям полезным!
трепеща, угождайте Небу!
веселитесь, дрожа и каясь!
чистотой лишь вооружаясь
неземному навстречу гневу!
Ибо мстящая Божья ярость
вот-вот вспыхнет… еще немного…
Жизнь свою превращает в радость
тот, кто полон надежд на Бога.
Второй псалом удивительно величав. Песенно величав.
Ритм его, с цезурами, разделяющими строку на хореическую и ямбическую части, передает неспешную, уверенную интонацию.
Что бунтуют?. . Кипит тревога
Тайно шепчется царство с царством…
Эта легкая задержка в середине строки создает ощущение замедленности речи, нарочитого спокойствия. А последние строки первой, второй и четвертой строф, еще более замедленных пиррихиями, буквально поются:
.. помАзанника ГоспОдня..
…посмЕиваясь над нИми…
…непокОрных сопротивлЕнье…
И удивительным образом контрастирует этот ритм с экспрессивным содержанием первой строфы.
Странной кажется здесь вопросительная интонация всей первой строфы, подчеркнутая двоекратным «Что..» и необычным авторским знаком препинания, двоеточием после вопросительного знака.
Это заставляет сконцентрироваться на ожидаемом ответе. Это некое обещание значимости этого ответа.
И в следующей строфе это конфликт между распевной формой и экспрессивным содержанием разрешается. За экспрессией первой строфы скрывалась ирония.
Вторая строфа передает размышления заговорщиков, резко снизив их значимость с помощью вводного «мол», тем самым акцентируя бессмысленность этих размышлений.
В самом деле, «владыки земли», ополчась на помазанника Господня, вступают в борьбу с самим Господом. И автор перевода точно передал смысл этой борьбы: не в обладании землей, а в разрыве связи между высшими силами, в попытке уйти от этой зависимости, которую они воспринимают, как связывающие их путы.
И действительно, в подстрочном переводе мы находим ту же мысль: на борьбу вызывают не земного царя, а небесного.
«Встают цари земли и властелины и совещаются вместе — против Господа и против помазанника Его: разорвем узы их и сбросим с себя путы их».
Та же мысль: чтобы одержать победу, им надо разорвать связь между Господом и помазанником его. В этом смысл борьбы.
А дальше во второй строфе совершенно неожиданное разговорное: Адонай восседает в небе, в ус посмеиваясь над ними.
Откуда этот фразеологизм? Насколько он приемлем здесь?
В подстрочнике читаем следующее:
«Сидящий в небесах усмехается, Господь насмехается над ними»
Оказывается, эта подчеркнутая разговорность, почти просторечность в самом подлиннике. Дважды повторил создатель псалма о насмешке Господа, сделав образ его по-человечески близким. Это объясняет появление в поэтическом переводе фразеологизма «в ус посмеивается».
В третьей строфе наступает торжество гнева Божьего. То, что в подстрочнике было передано лаконичной констатацией: Тогда заговорит Он с ними в гневе Своем и в ярости Своей напугает их, — в поэтическом переводе превратилось выразительную картину сошествия «спускаясь склоном вдоль шатров их». Как будто включился рапидный кадр, замедленное движение, вызывающее ужас и потрясение.
В четвертой строфе опять появляется разговорная форма в неожиданном стилистическом контрасте с высоким «изрек»:
Мне на ухо свое решенье
Бог изрек…
Этот сильный акцент заставляет вдумываться и искать ответа: почему выбрана такая форма, как будто принижающая образ Создателя. И в подстрочнике мы поддержки не находим. Эту форму выбрал автор перевода.
А решение приходит в следующей строке:
Ты мой сын. Сегодня
Я родил тебя…
Эти слова по-новому освещают смысл псалма. Вот отсюда торжествующая насмешка первых строф. Герой псалма полон сознанием родства с Господом. Вот отсюда взялось это интимное, домашнее «мне на ухо» — это отношения отца и сына.
Это сознание наполняет героя псалма восторгом, который выливается в неожиданный сбой ритма. Односложные слова и предлоги, акцентированные восклицательными знаками, делаются ударными:
Дам! Проси! На! Верши правленье!
И в этом свете по-новому воспринимается ирония первых строф. Что может быть бессмысленнее попытки разорвать узы отца с сыном?
К концу псалма структура стиха меняется. Из шестистишия четвертой строфы стих перетекает в пятистишие пятой строфы с помощью синтаксического переноса. Последняя строка четвертой строфы — это начало фразы, которая продолжится в пятой строфе:
Непокорных сопротивленье
Сокрушишь ты жезлом железным.
Эти строки связаны между собой еще и аллитерацией, которая пронизывает всю фразу. НеПОкоРных соПРОтивленье, СОпРотивленье — СОкРушишь, ЖЕЗЛом ЖЕЛеЗным.
А фраза с помощью рифмовки, двух кольцевых срифмованных строк и трех внутренних строк пятистишия, перетекает в следующую — в обращение к властелинам с советом образумиться.
Две последние строфы — четверостишия. Исчезла ироничная распевность. Стих мощно чеканен, словно впечатывается гармоничными четверостишиями.
В финальной строфе мощная смысловая точка, выраженная в ассонансной рифме ярость-радость. Контраст этих двух понятий рождает новый оттенок восприятия ощущения героя псалма, его торжества над посрамленными врагами.