Книжная полка

Странная, печальная и прекрасная сказка Всеволода Гаршина, из-за которой советские деятели школьного образования навечно отрешили этого замечательного русского писателя от советской культуры. Так и остался он в памяти поколений советских школьников лишь автором забавной и умной сказки «Лягушка-путешественница». Оставили эту сказку детям советские деятели, хотя и в ней можно выкопать некоторые идеологические неудобности.

Зато в наше время педагоги, соблазнившись жанровым определением «сказка», пытаются давать это произведение в 5 классе, что совершенно неправильно. Это значит, навсегда закрыть ее для взрослого читателя: мы, мол, это в 5 классе проходили. Точно так же, как закрыли для взрослого читателя повесть Тургенева «Муму».

«Attalea princeps» была написана в разгар народовольческого движения. Буквально через год после первой публикации этой сказки будет убит Александр II, практически накануне принятия Россией конституции. А напуганный этим событием Александр III все годы своего правления будет держать страну в состоянии повышенной боевой готовности задавить любые проявления вольнолюбия. А в ответ сладкое слово свобода продолжало толкать молодежь на новые чудовищные преступления. Уж такое это слово «СВОБОДА!!!» заманчивое — все как один, во все времена, поголовно знали, что им именно этого и не хватает.

В своей притче Всеволод Гаршин задал нам вопрос очень тревожный и крайне непопулярный: а так ли это? Что несет нам свобода? Готовы ли мы к ней? Согласитесь, вопрос совершенно не для детей.

Сказка-аллегория о растениях не нова. В свое время Андерсен написал массу сказок, где живут и умирают, смеются и страдают не только животные и растения, но даже предметы домашнего обихода. Но с самых первых строк сказка Гаршина напрягает обилием настораживающих и очень неслучайных деталей.

Название! Почему по-латыни. Два загадочных слова, может быть, что-то и говорящее биологу, но не рядовому читателю. Зачем сказке такое название на чужом непонятном языке?

Большая оранжерея в большом городе. Это очень красивая оранжерея из стекла и железа. Сразу остановимся.

Это в советское время появился культ архитектуры из стекла и бетона как стиль нового коммунистического будущего. Как умудрился увидеть это Гаршин в 1880 году? И что это стекло и железо должно было значить для современников. Два холодных мертвых материала. Твердое, жестокое железо — символ оружия. Прозрачное и хрупкое стекло — что это? Символ беззащитности? И это слито воедино? А возможна ли жизнь в этом сочетании? А оно, это здание еще и красиво, будто усыпанное драгоценными камнями — собенно в красных лучах заходящего солнца.

Тут надо вспомнить о том, какой мистический смысл вкладывал сам Гаршин в образ красного цвета, в какой ужас пришел он, увидев законченный вариант картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван», для которой сам же позировал в качестве убитого сына Ивана. Его совершенно убило количество красного на картине. Почитайте также его страшный рассказ «Красный цветок, и образ сложится.

И в это сооружение помещены растения, много растений. Заперты в этом красивом помещении, лишены свободы, открытого неба и солнца. Им тесно здесь, поэтому они вынуждены жить в постоянной борьбе друг с другом.

А еще в этой оранжерее есть и особая стеклянная будочка. Тюрьма в тюрьме, куда по доброй воле заключил себя директор этой оранжереи. Зачем? Чтобы наблюдать в микроскоп жизнь. Он ощущает себя создателем этой жизни. Он дал растениям свои научные латинские имена, вместо настоящих, родных. И уверен, что прав, что лишь он знает все о созданном им мире. Ох, что-то до боли знакомое из истории нашего революционного прошлого! Но до революции же еще далеко! Еще почти 40 лет!

Самое красивое и самое высокое дерево в этой оранжерее — пальма, которую ученый директор назвал «Attalea princeps», не признавая родного ее имени. И эта красота и высота пальмы не в радость ей самой. Она вызывает зависть соседей, привыкших жить в борьбе друг с другом, а небо, являющееся сквозь стекла, соблазняет свободой, тянет разбить эти железно-стеклянные оковы и оказаться в живом мире. И пальма даже знает, как это сделать: надо всем растениям вместе расти, расти, заполонить всю оранжерею и общими усилиями разбить. Но сочувствия своей идее она не находит, и все берет на себя!

Как впечатление от завязки сюжета? Да, перед нами, конечно, аллегория. Вот она, та самая революция, о которой бурлят умы с самого 18 века, порой стихая и уходя в осторожное молчание, порой оглушая криком. А в нашем 21 веке? Да, все те же майданы под все теми же лозунгами: «до основанья, а затем!»

И что же будет для нашей пальмы дальше? Что хочет увидеть она в итоге? Свой собственный коммунизм — воля под открытым небом, живой ветер саванны.

Никто не понял пальму. Зачем ломать оранжерею? Все равно люди ее починят, а буяна-одиночку уничтожат, чтобы заключить на освободившееся место другого.

Один лишь друг-единомышленник у пальмы — маленькая, невзрачная травка. Внимание! Обратите внимание! Не травинка, а  собирательное слово «травка». Не отдельное растение устилает подножие пальмы, а целый ковер из того, что названо «травкой».

Пальма ценит эту дружбу, она зовет травку с собой: обвейся вокруг моего ствола и выйдем на свободу вместе. Но травка себе в этом отказывает: недостойна она, жалкая, такой высокой судьбы.

Пальма начинает расти, расти на радость директору в стеклянной будке, отдавая все силы росту, теряя в этом росте листья, лишая питания корни. Только вверх, только к цели. И опять все вокруг осуждают ее непобедимую силу. Лишь маленькая травка тревожится: листья пальмы уже мнутся и ломаются о стеклянную крышу.

Но вот удар — и крыша лопнула. Вот она победа! Вот она свобода! Ну-ка, какой он там, коммунистический рай, мечта народовольцев эпохи Всеволода Гаршина?

Каким провидческим оком увидел писатель страшную картину жестокого мира и смерти?

А вот и конец борьбы. Пальма спилена, потому что, хотя она и ценное дерево, но строить над ней особый колпак — это дорого. А вместе с пальмой гибнет и поверившая в нее, обвившаяся вокруг нее травка.

Вот такую страшную правду о борьбе за свободу нарисовал нам Всеволод Гаршин.