Глава из романа    Слепые и прозревшие

Следующие несколько дней — сколько же их было? — Николай жил призрачной жизнью.

Проснувшись, он сосредотачивался и начинал терпеливо ждать нового сна.

Больше он не буянил. Боли возвращались все реже. Но теперь Николай даже жалел об этом, потому что, терпя боль, он все же чувствовал себя человеком. Стискивать зубы теперь приходилось только на перевязках, а в остальное время он лежал спокойный и глупый, как полено, ни о чем не думал, просто ждал.

Появлялась Нина-Кармен и другая, безмолвная Тоня, ловко ворочали его из стороны в сторону, подкладывали судно, кормили с ложки, делали уколы и другие неприятности.

Его теперь на некоторое время приводили в сидячее положение. Ему казалось, что он падает, но пугаться было лень. Все равно Нина или Таня подхватят. Сам он ни о чем не спрашивал и на вопросы отвечал односложно.

Он научился слушать. По звукам в коридоре делал вывод, какое сейчас время суток. Прислушивался к голосам, шагам, звону посуды. Потом все стихало. Наступала ночь. А может и нет. Просто он уходил в сон.

Яркие сны посещали его всегда, будто жалели. Бывали веселые, бывали печальные, бывали и страшные — он с удовольствием смотрел каждый. Во сне он видел.

 

Наконец, однажды Николай проснулся с ощущением забытой много лет назад живой, острой тоски. Ему приснилась Галя. Она сидела рядом, смотрела на него и лила слезы. Каждая слезинка, едва выкатившись из глаз, твердела и превращалась в жемчужинку. Матово переливаясь, жемчужинки бежали по щекам и оставляли на них глубокие бороздки. Но такой она нравилась ему еще больше.

Добежав до подбородка, жемчужинки с чудесным звоном падали ему на грудь и понемножку возвращали прежнюю силу.

И тогда он вдруг вспомнил, как бесили его когда-то Галины слезы. Так звери стервенеют от запаха крови.

И от стыда запылал он весь с ног до головы. Задымились, затлели бинты, вспыхнуло одеяло. Весь горит он, а боли нет, есть только Стыд.

Он заметался, заворочался и проснулся. Долго-долго вспоминал Галино лицо и эти жемчужные слезы. Воспоминание, сперва яркое, быстро отдалялось и заплывало туманом. Вот уж и следа нет. Остались Галя, слезы и Стыд.

Когда подошла к нему с градусником Нина, он спросил:

-Когда ко мне жену пустят?

Нина помедлила секунду, и Николай понял, что она обрадовалась вопросу.

-А жена к вам каждый день приходит. С вами рядом сидит. Но вас нельзя было тревожить. Она и сегодня придет. И мама ваша приходила, тоже сидела.

О-о, теперь он знал, чего ему ждать. Преодолевая страх перед черной пустотой, он напрягся и сел на койке. Посидел, держась руками за края, устанавливая равновесие. Потом нащупал за спиной подушку, извернулся, подобрал ее повыше и придвинулся поближе.

Вот так, имея за спиной опору, можно долго сидеть и ждать Галю. И он сидел.

Приходили и уходили врачи, медсестры, санитарки. Все радовались тому, что он так смело сел на кровати сам. Но все это не имело значения — он ждал Галю.

Вначале послышались звуки ее шагов в коридоре. Николай никогда раньше не прислушивался к ее шагам, но узнал их сразу. Так никто вокруг не ходил. Нина цокала, Таня мягко шелестела, Анна Петровна шаркала и шлепала, санитарки гремели ведрами, врачи скрипели ботинками. А это что за шаги? Что за звук знакомый? Затихли у самой двери. Галин, это Галин голос спросил что-то у Анны Петровны на посту. Та что-то невнятно ответила.

И вот скрипнула дверь. Галя вошла.

Густо настоенный хлоркой воздух как будто раздвинулся, разлетелся по углам, пропуская поток солнца. Как тепло стало лицу! Он даже сказать ничего не мог, только улыбался, и слезы кололи иголочками его заживающие раны.

Галя быстро подошла, присела на край койки и прижала его ладони к своим щекам. Так сидели они молча несколько минут. Его ладони омывались ее горячими слезами, и она, наверно, не могла говорить, как и он.

Николаю очень хотелось провести пальцами по всему ее лицу, по глазам, по носу, по губам.  Но ему показалось, что она испугается.

Наконец, справившись с собой, он спросил:

-Ну как ты?

Галя закивала, собираясь  с силами, и сдавленно проговорила:

-Все в порядке…

-Ты и вчера у меня была?

-Угу…

-Ты мне приснилась. Вот как сейчас. Сидишь и горюешь, и слезы капают. Красивая такая.

-Представляю себе… — Галя засмеялась сквозь слезы, отчаянно захлюпала, засморкалась, ускользнув из его рук.

Возникшая под руками пустота неприятно поразила его: как будто еще раз ослеп. Нетерпеливо нашел он руками ее колени, мокрые от слез руки с носовым платочком, поднялся к плечам. Так боялся оторваться от нее и потерять снова. Вот и лицо. Потянулся к нему так отчаянно, что заехал пальцем в ее глаз. Наверно, сделал ей больно, но она не охнула, не отстранилась, даже не изменилась в лице. Ничуть.

-Как Саша? — спросил он машинально, наслаждаясь ее близостью. И тут же почувствовал беду. Она подобралась и так затосковала, что у него заломило в пальцах.

Она раздумывала, что бы такое соврать. Но врать она не умела, поэтому думала слишком долго.

-Ну-ка, ты мне говори все! Всю правду говори, а то я свихнусь! — он тряс ее лицо, а она плакала все сильнее.

-Коля… Коленька… Не волнуйся… Все будет хорошо, все будет хорошо… Он только, знаешь… в больнице сейчас… в этой… психиат…

Ух, как зазвенела черная пустота вокруг него, закружилась воронкой над его головой и потянула, потянула за собой…

-Коля, Коля, слышишь?.. На этой неделе его выпишут! У него просто был сильный стресс. Ты мне веришь? Врач сказал, что все в порядке, только беречь его от таких компаний…чтобы больше никогда… Тогда все хорошо…

Она сжала ладонями его забинтованное лицо, защитила, удержала. И черная воронка со своим противным звоном улетела в свой черный мир. А Николай остался с Галей.

-Все, все мне расскажи, — бормотал он, зная, что страшное позади.

Так и сидели они, сжав ладонями лица друг друга, замкнувшись в  кольцо. Она говорила. Он впитывал ее голос. Еще, еще.  Они ловил удивительный тембр, тонкий, ломкий, с трещинкой. Ловил ее интонации, как музыку. Такие неуловимо нежные интонации, такие застенчиво любящие. Еще. Еще. Чтобы потом лежать и слушать их внутри себя до ее следующего прихода.

Процокала каблучками Нина и торжественно провозгласила:

-Обед! После обеда клизму — и спать!

-Я с ним посижу, пока он кушает? — робко спросила Галя.

-Сидите! — благосклонно кивнула Нина.

Поставили на колени Николаю столик, глухо стукнула и плеснула тарелка, в руке, которую пришлось оторвать от Галиного лица, очутилась ложка.

Это Галя дала. Она ведь не знает, что самостоятельно он еще не ел. Другую его руку она укрепила на краю тарелки.

И в первый раз в этой тьме он понес ложку ко рту. И не промахнулся. И нормально. Только, кажется, много расплескал. Ну, ничего, на грудь Галя тряпочку повесила.

-Молодец, Николай Николаевич! Приятного аппетита! — прогремела над головой Нина.

Он уже понес ко рту второе, когда появилась какая-то помеха. Галя отвлеклась от него, кажется, посмотрела в сторону, беспокойно двинулась.

-Что, Галь?

-Ничего, кушай, кушай.

Возня со вторым блюдом отняла много сил. Макароны вели себя как живые рыбки. Трепыхались, махали хвостиками, разбрызгивали подливу и упорно ускользали с ложки. А вилки ему почему-то пока было не положено.

Пришлось работать вдвоем. Галя загоняла добычу куском хлеба, а он оправлял ложку в рот, подставив под нее ладонь. Ну и хлопот с макаронами! Он даже посмеялся немного. Галя тоже посмеялась. Но может, и поплакала.

Наконец, он приступил к компоту. И тогда, опять почувствовав помеху, встрепенулся, сосредоточился. Кто-то стоял в дверях и беззвучно плакал.

-Галя, кто там стоит?

И тогда несколько раз вздохнув, чтобы подавить слезы, родной мамин голос откликнулся:

-Это я, сынушка…

 

Читайте роман «Слепые и прозревшие»

https://www.litres.ru/olga-vladimirovna-gribanova/slepye-i-prozrevshie-kniga-pervaya/?Ifrom=266045209

https://www.litres.ru/olga-vladimirovna-gribanova/slepye-i-prozrevshie-kniga-vtoraya/?Ifrom=266045209