Слепые и прозревшие. Встреча. ч.2 гл.13
Вот он, конец пути!.. Свет яркий, но не режущий, а мягко ласкающий, обволакивающий, баюкающий.
Где он, коридор, долгий ее путь? – Нет его. Есть только звенящая пустота с золотыми облаками.
А под ногами горячий стремительный поток, куда нужно вступить, чтобы смыть с себя грязь. И выйти на другой стороне чистой, готовой к новой жизни.
Надо сделать шаг – а ей страшно.
Ну, что ж ты боишься? Не будет боли. Вся боль осталась там, в полутемном коридоре на больничной каталке с ледяными металлическими поручнями, в том искореженном мукой костлявом теле.
Нет тела – не будет и боли. Но Галя стоит, вглядываясь в туманный берег, едва различимый в золотой пустоте.
Кто там на том берегу? – Да, это они… Как давно не виделись!.. Или не виделись никогда?..
Туман редеет. Все яснее лица. Вот он, вот он… Добрые глаза из-под лохматых бровей, густая борода с проседью – священник Игнатий Лавров, а рядом сияет прозрачными глазами жена его Серафима.
Веселая белозубая улыбка, русые волосы, зачесанные назад, открывают высокий лоб – студент Женя Сироткин. Вот он, смеясь, манит ее пальцем: «Пойдешь ко мне на ручки?» А рядом прекрасная и печальная Тамара. Губы ее дрожат в улыбке, а глаза плачут.
Еще и еще знакомые, родные лица за их спинами. И все они ждут Галю, улыбаются ей ласково и радуются встрече.
Да, да, она готова, она хочет скорее к ним – и забыть обо всем…
Но огромная светлая рука вдруг преграждает ей путь, не давая сделать шаг в поток.
И слышит Галя голос Спутника. Это Он, этот голос всегда звучал в ней.
– Остановись, Дитя! Остановись И Вспомни, Кого Оставила Ты На Земле. Не Жаль Тебе Их? Остановись, Голубка, Рано, Рано! Не Долюбила И Не Дострадала. Свой Крест, Дитя, Еще Не Донесла.
Тяжело ранят Галю Его слова, жалобно плачет она:
– Мне страшно! Не хочу там оставаться, возьми меня к себе!
Гаснет яркая Женина улыбка, горестно закрывает лицо руками Тамара. Потупил взор отец Игнатий. А голос Спутника нежен:
– Оборотись Назад, Внимательно Смотри!
Оглянулась Галя в холодную тьму и увидела: плачет Коля, прижавшись лицом к дереву в туманном ночном саду возле роддома; сидит без сна на кровати мама Света, зажимая рукой рвущееся сердце; папа Толя, опустив лоб на сжатые кулаки, раскачивается из стороны в сторону, как будто в такт печальной песне; мечется и стонет во сне мама Аля. А бабушка Кира поднимается с постели и идет, идет, идет, сквозь стены, сквозь дома и города – к ней, к Гале.
– Ты Хочешь Навсегда Оставить Их? Теперь Смотри Туда – И Слушай, Слушай!..
Что слышит Галя? Это плач ребенка?
Не плач… Не ребенка… Незнакомый голос… Нет, очень знакомый… Поет он ей печальную песню:
Вернись, солнца свет и дыхание рая, вернись!
На грешной земле с той поры уж века пронеслись.
Ищу я тебя с первых дней и до часа кончины.
Рождение вновь – и опять без тебя мир покину.
О, сжалься! Нет сил, словно струны души порвались!..
Любила меня – или я твой жестокий каприз?
Столетья смотрел я в небесную синюю высь,
Чтоб встретить твой взгляд, ослепительно, радостно синий!
Вернись, солнца свет!
Душе одиноко, лишь ветра осеннего свист.
Трепещет она, как последний на дереве лист,
И саван зимы одевает родную долину.
Рождение вновь – и опять без тебя мир покину…
Пока есть надежда, услышь, оглянись и вернись…
Вернись, солнца свет!
Он?.. Он на земле?.. Он зовет?..
И бросилась Галя назад в грязную липкую тьму и холод…
А горячие волны потока лизнули ноги доброй бабушки Киры, протянувшей руки своему любимому студенту Жене…
Как больно было Гале рассекать, расталкивать, разламывать холодную тьму. Больно!.. Да, вернулась боль… Ломило руки, ноги, голову, сердце…
Но вот тьма стала прозрачной и ноздреватой, как весенний снег. И вот уж она растаяла, растеклась по темным углам.
И увидела Галя крепко зажмуренное красно-синее личико с огромным, на пол-лица ртом, отчаянно зовущим:
– Мя-а-а-а-а-а!..
Прижавшись к шершавому древесному стволу, Коля трясся от безмолвного плача.
Солнечный луч вынырнул из-за Петропавловской крепости, ударился о стекла башенки Кунсткамеры и пустил зайчика на Колино плечо.
Коля поднял голову к небу и крикнул молча: «Не умею молиться! Не умею! Но верни мне мою Галю!»
И пошатнулся, услышав в душе ясный звучный Ответ. Не поверил себе и спросил снова: «Вернешь, правда?» И опять Ответ!
Над парком плыли облака сиреневого аромата, окутывали Колю и прямо отрывали от земли. Все было изумительно, фантастически чисто в этот утренний миг, как будто ласковая рука протерла мягкой тряпочкой мутное стекло.
«Спасибо, спасибо», — повторял шепотом Коля, шагая по аллее. Не то, чтобы куда-то шел – сиреневые облака несли.
И знали, куда нести. В окне приемного покоя махала-махала-махала белая рука медсестры. Коля взглянул ей в лицо и не понял выражения. Через несколько секунд щелкнул замок, дверь открылась.
– Идите, идите сюда! Все хорошо! Хорошо! Слышите? Хорошо! Сейчас Мария Кирилловна спустится с вами поговорить.
«Неужели?.. Спасибо!..»- повторил про себя Коля.
«А Что Ж Ты Думал, Обману Тебя?» — услышал он ласковую усмешку.
Упал обессилевший от счастья Коля на кровать и начал было погружаться в сон, но услышал осторожный стук в дверь.
– Коля, это я, папа Толя.
Анатолий вошел медленно, бесшумно прикрыл за собой дверь и подошел к Колиной кровати, вдумчиво глядя под ноги, словно ступая по болоту. Подошел, подумал, сел на край кровати и сообщил, что этой ночью внезапно скончалась бабушка Кира.