Слепые и прозревшие. Кн.1. ч.1. Навстречу
На третьем курсе студенческая группа стала, наконец. Коле родной. Все друг к другу привыкли, ничего из себя уже не изображали и были сами собой: хорошими веселыми парнями и девчонками.
Каждую сессию вся группа толпой ходила следом за Колей, упрашивая почитать вслух свой конспект, а легкомысленные хохотушки, наваливались на Колины плечи и, дыша галантерейными туманами, ныли:
-Ну, Коленька, ну, роднуленька, объясни еще раз ту формулу!
И Коля, конечно, выводил им снова и снова «ту» формулу: чего здесь непонятного-то!
Но была среди девиц одна на весь курс королева, перед которой почтительно расступались даже солидные седеющие заочники. Прекрасная Вероника, или просто Ника, как даже больше ей шло. Совершенная с ног до головы древнегреческая статуя, богиня победы, произведение искусства.
Училась ли она с ними на первом курсе, Коля даже и не заметил — не хотел никого замечать. Но на картошке ее уж точно не было — королевы на картошку не ездят.
А заметив ее впервые на зимней сессии на втором курсе, Коля даже засмотрелся. Вот на что уж безобразная у девиц манера — краситься! Пещерная дикость какая-то! Но тут перед ним был шедевр. Румянец, губы, брови, ресницы — все было живое и натуральное. Только красивее. И тени на веках были так искусно положены, что глаз не оторвать. Завораживали!
А как Ника одевалась! Каждый день по-новому. И наряды вроде не повторялись к всеобщему удивлению. И такое все модное, как на обложках закордонных журналов.
-Все шмутки заграничные! — облизывались однокурсники. — Еще бы, каждое лето по Болгариям да по Югославиям.
Вокруг нее всегда жужжала и роилась толпа. Ника по-королевски одаривала своих верноподданных благами цивилизации: лаками немыслимых цветов, выкройками моднейших вязаных жакетов с капюшонами, редчайшими пластинками зарубежной эстрады. И все это с такой величественной безмятежностью, что язык не поворачивался предложить ей деньги за это — она лишь усмехнулась бы жалостливо.
Папа у Ники был генерал, и дедушка был генерал. Только дедушка давно уже жил все лето и зиму на даче в Комарово на берегу залива и писал там мемуары о взятии Берлина.
А так как прекрасная Ника была единственной генеральской дочерью и единственной генеральской внучкой, то деньги для нее абсолютно ничего не значили.
На третьем курсе по всему потоку пронесся взволнованный ветерок. Прекрасная Вероника положила на Колю Морозова свой прекрасный глаз. Этак по-королевски: спустилась с трона и одарила алой розой странника в лохмотьях.
-Рада видеть тебя, Коля, — поздоровается она с ним утром, проходя мимо. И при этом чуть качнется к нему стройная фигурка и узкая ладонь обожжет на секунду Колин рукав. Чувствуя тревожный озноб в затылке, Коля вежливо улыбнется ей:
-Здорово, Вероника Прекрасная! Как спала-почивала, какие сны видала?
А после лекции в гардеробе томно повернет она к нему светлый лик:
-До завтра, Коля!
-До завтра, Вероника Прекрасная.
А про себя Коля думал с облегчением, что ей домой в другую сторону.
Но этому пришел конец.
Однажды он, выйдя из институтских дверей в ранних декабрьских сумерках, услышал ее прохладный и звонкий голос:
-Коля, ты к метро идешь? Пожалуй, мне это тоже удобно.
-Да что ты! Вот радость-то! — умилился Коля, почувствовав под своим локтем ее руку. Но умная Ника догадалась, что он охотнее остался бы один, и не заставила себя развлекать.
Речь ее ни на минуту не умолкала, но совершенно не была тягостна. Ох, как же умела Ника говорить! Темы сменяли друг друга легко, как на великосветских раутах.
Сначала, как заведено, о природе и погоде.
-Как теперь рано темнеет! «Самые темные ночи в году светлыми стать должны». Это у Ахматовой. Тебе нравится Ахматова? Это мое сокровенное Я! А дальше знаешь как?.. «Я для сравнения слов не найду — так твои губы нежны». Зимние стихи. Светлые и печальные, как снег. Ты любишь зиму? Я не люблю. Скорее бы лето. Терпеть не могу столько на себя надевать. Люблю дышать свободно, всем своим телом.
И смолкла на минуту, прислушалась: как он там среагировал на «все ее тело».
А дальше об архитектуре:
-Красивый дом, правда? Посмотри, какая в нем музыка! Лепка над входом, выше ажурный балкончик, выше лепной карниз — все одна тональность. Это трезвучие! Правда? Я хотела бы жить в таком доме. А ты? А вот там впереди, посмотри, угловой дом с башенкой. Там живет старинный друг моего деда. Он коллекционирует редкий фарфор. Мне на совершеннолетие подарил три чашечки Гарднера. Это была знаменитая марка. Но Гарднер есть у многих, а у него в коллекции настоящие сокровища. О них и за рубежом знают. И представляешь, из-за этой коллекции он один остался. Дети на него обиделись и не ходят к нему уже три года. Он всю коллекцию завещал Эрмитажу, а они, конечно, размечтались ее за кордон продать.
История несчастного, брошенного детьми коллекционера закончилась как раз у входа в метро. На следующий день на этом же месте закончилась история маминой подруги, прекрасной артистки, которую совершенно не ценят в ее театре. С ее талантом, с ее стажем, она в Москве уже народная была бы. А у нас все в заслуженных бегает.
Так день за днем Коля входил в круг Никиных родных, близких и знакомых. О маме и папе рассказано было с теплым юмором.
«Они мне понравятся», — подумал по себя Коля и спохватился. Это была не его мысль, это Ника его заставила так подумать. Распоряжаться его мыслями — это уж чересчур.
Началась сессия. Ника без тени волнения входила в аудиторию первой, очень быстро заканчивала с обычной четверкой в зачетке. Но домой она теперь не спешила, а ждала в коридоре Колю.
-Ну, как дела? Порядок? У тебя всегда порядок! Пойдем куда-нибудь отметим.
Она знала множество прекрасных местечек, где можно было отметить это событие мороженым, чашечкой кофе с эклерчиком или еще чем-нибудь таким же невинным и дешевым.
А на последнем экзамене она объявила всей группе:
-Никто не уходит! Сейчас все едем ко мне и будем веселиться до рассвета.
Радостный рев был ей ответом.
Кажется, одному Коле не понравилось это «до рассвета». Больше всего ему хотелось рухнуть в кровать и выспаться, но отказываться было неудобно, и он решил как-нибудь сбежать по дороге. Но не тут-то было. Ника взяла его под руку и не выпускала до самых дверей квартиры.
Дверь открыла молодая, прекрасная собой Никина мама:
-Как хорошо-о-о, как замеча-а-ательно! Какая дружная гру-у-уппа!- радостно пропела она и тут же пригласила к столу:
-Устали мои бедняжечки, наволновались! Сейчас вас покормлю!
В огромной комнате уже накрыт был огромный стол, заваленный едой. Угощение было подобрано очень тактично — самое студенческое. Отварная картошка в изобилии, а к ней пылающая жаром гора сосисок и множество открытых банок и баночек с огурчиками, помидорчиками, какими-то собственными салатиками. На некоторых банках, правда, наклеены были бумажки с весьма давним годом, но все это так любовно предлагалось хозяйкой: «с укропчиком, с перчиком, с чесночком» — что аппетит бурлил.
Голодные студенты набросились на еду с сопением и простодушным чавканьем. В разгар трапезы, в точно выверенный момент, на столе незаметно явились раскупоренные бутылки.
-Колечка, водочки? — сладким полушепотом повеяло над его плечом.
«Неужели она всех по именам знает?», — изумился про себя Коля и бархатно проворковал ей в ответ:
-Да мне бы сухонького, если можно.
Никина мама так и расцеловала его взглядом:
-Конечно, солнышко, конечно.
Вино было холодненькое и такое легкое, что хотелось пить его, как воду.
«Ага, вот так-то и спиваются», — поддразнивал себя Коля, возвращаясь от Ники хоть и не на рассвете, но в уже полупустом метро. Ему было сыто и приятно, и кто-то хитренький нашептывал в хмельном мозгу: «А как тебе здесь хорошо-то будет, когда женишься!»
Читайте роман Ольги Грибановой «Слепые и прозревшие».