Слепые и прозревшие. кн.1. ч. 1 Навстречу.
В седьмом классе появились новенькие: две девчонки и мальчик.
Девчонки были второгодницы, Танька-Камбала и Лариска-Чистокровка. Под этими именами они были известны во всех окрестных пивнушках. В школе их даже старшеклассники опасливо обходили сторонкой, а пакостная мелюзга из начальной щколы кричала девицам вслед неприличные гадости.
Учителя, обсуждая на педсовете их похождения, ахали и пророчили криминал. Инспектор детской комнаты милиции пообещал школе забрать их в училище по окончании седьмого класса, и администрация школы, вздыхая, согласилась потерпеть годик.
Танька и Лариска выглядели за партами, как мамаши на родительском собрании, обе крупные, с припухшими от частых пьянок лицами и пустыми глазами. Танька была потомственной пьянчужкой и в свои пятнадцать лет едва умела читать. Лариска была из интеллигентной семьи, довольно умна, но после начальной школы учиться ей надоело. В Галином седьмом классе обе скучали — вокруг были малыши.
Обе девицы отсиживали положенное время в классе, ничего не делая, дремали за партами или глядели по углам. Они хладнокровно получали свои двойки и единицы, но иногда снисходили до того, чтобы постоять у доски и получить за это тройку. Их тройки школе были нужны, а то училище заартачилось бы и не приняло.
На переменах обе отсиживались в туалете на подоконнике и пели диковинные песни.
«Ты в навозе стоишь — юбка с разрезом…», заунывно тянула Лариска, а Танька утробно подтягивала и изредка не в лад и не к месту отчеканивала: «Хоп-стоп-дуба!..»
После уроков обе оживлялись и, расталкивая народ локтями и коленями, устремлялись на улицу, где их уже поджидала шумная компания. Иногда им кричали со двора прямо посреди урока:
-Камбала, плыви сюда! Чистокровка, с вещами на выход!
Лариска презрительно усмехалась, а глупая Камбала выглядывала в окно и орала в ответ:
-Да идите вы на … ! Офонарели!
За это ее, конечно, тут же выгоняли из класса под общий смех.
Потом со двора слышалась жуткая ругань Таньки и хохот ее дружков. Камбала непременно начинала кого-нибудь бить, завязывалась веселая потасовка, в которой Таньку обязательно валили на асфальт. И урок был сорван. Класс в восторге прилипал к окнам, не обращая внимания на гнев учителя. Тогда преспокойно вставала с места Чистокровка и уже на ходу небрежно бросала:
-Я их сейчас уведу.
И действительно, минут через пять во дворе было уже пусто, класс затихал, а там уже и звонок звенел.
Месяца через два к ним привыкли. Мальчишки стали ходить за ними по пятам и с упоением слушать любимую Танькину жизнерадостную песню: «Ох, встань с меня, устала я!..» Высоко ценились и байки из ее светской жизни. Рассказать Таньке было о чем: она была дама с большими связями.
-Вчера, сышь, в полпервого иду по Коломяжке, а мне навстречу братва. Амбалы — во такие! Во! Думали, сышь, шо я драпну от их! Х-ха! Я, такая, иду, такая, — хочь шо! Они, г-рят, кого, г-рят, знаешь? Абрама, г-рю, знаю, Сира, г-рю, знаю. Так они, сышь, сигареткой угостили и на автобус меня посадили. Х-ха!
Девчонки-одноклассницы были забыты, и, завидуя популярности двух хулиганок, они научились развязно хохотать и грязно ругаться.
Одна Галя по-прежнему боялась их панически, как нелюдей, даже глаза на них боялась поднимать. Лариска внимания на нее не обращала, к счастью. Зато Танька ею заинтересовалась. Ее корявые толстые руки как будто без всякого участия хозяйки тянулись сделать пакость: пригнуть за шею к парте, отодрать пуговицу с платья, быстрым звериным движением смахнуть учебники и тетради на пол. И все это Танька проделывала, спокойно проходя мимо, как будто и не замечая, что там натворили ее руки. Галя не злилась, не жаловалась. Ей было жутко.
На зимних каникулах она просыпалась ночью от страшных снов и тут же улыбалась тому, что это всего лишь сон и впереди спокойный день без всяких кошмаров.
Но каникулы закончились. И в первый же учебный день Галю ожидало потрясение. На урок пришла завуч, которой надоели эти скандалы. Лариску она увела в другой класс, а перед уходом потребовала Таньку посадить к какой-нибудь тихой девочке.
-Вот хоть сюда, — подтянула она за рукав Камбалу к Галиной парте, — и чтобы сидела только здесь на всех уроках. Буду проверять!
Танька села с угрюмой мордой. Но как только завуч вышла, она вытащила откуда-то булавку и вонзила в Галин локоть. Галя дернулась, отшатнулась, но сдержав слезы, промолчала.
-Я тебе устрою, — шипела Танька, — узнают меня сажать!
После урока она громко, на весь класс, поинтересовалась:
-Эй, Поганка, а ты, случаем, не ссешься? А то у нас в третьем классе была одна шизанутая, на тебя больно похожая, так та на уроках ссалась!
У Гали потемнело в глазах так, что она с трудом различала ухмылку на плоской белой морде Камбалы.
С этого дня она как будто окаменела, превратилась в безмолвную машину, глупую, слепую и равнодушную.
И это было хорошо. Иначе как бы ей было пережить то, что случилось потом.
Класс наблюдал все это, как занятный спектакль. Если кто и возмущался, то молча, а в основном ржали. А Камбала, воодушевленная общим вниманием и Галиным безмолвием, все наглела.
-Поганочка, дай-ка мне денежку взаймы. Верну с первой пенсии, — хихикала она, отбирая у Гали деньги на обед и на проезд. А если денег у Гали почему-то не оказывалось, Камбала плевала ей в лицо, задирала подол и жутко ругалась.
Гвоздем Танькиной программы было притащить на урок банку с водой, вылить ее под Галин стул и заорать:
-Ой, а Поганка опять обоссалась!
Класс, конечно, с любопытством вскакивал с мест. Учительница кричала, хваталась за голову, за сердце, выгоняла Таньку из класса, и та, очень довольная собой, уходила.
Галя перестала жить, перестала учиться. Вечером, после очередного позорного урока в музыкальной школе, она сидела за столом, не пытаясь ничего понять в учебнике, напряженно глядела в стену и говорила себе: «Я схожу с ума…»
Она смотрела в лицо маме, кричавшей, что ей стыдно за такую дочь, что у нее самой даже троек никогда не было, не говоря уже о двойках, — и опять думала: «Сейчас, сейчас я сойду с ума…»
Однажды она попыталась пожаловаться маме на Танькины выходки, но Альбина Викторовна только возмутилась:
-Что за странные у тебя проблемы! До сих пор не научилась общаться со сверстниками! Да расскажи ты что-нибудь интересное этой Таньке, ты же столько читала! Развивай ее, она же просто неразвитая девочка!
Галя выслушала маму, опустив глаза.
А еще с сентября пришел в их класс высокий, спортивный и серьезный Дима. Занимался он в секции борьбой самбо и чувствовал себя в жизни уверенно. В новый класс он вошел без всякого стеснения, как к себе домой, быстро со всеми познакомился и сразу проявил независимость характера.
Девчонки сразу потеряли головы от его мужественности тем более, что отнесся он к ним с высокомерным холодком. А от Таньки с Лариской просто даже отплевывался, как от мерзких насекомых.
Но однажды комсорг класса Лена, играя огненными глазами, сказала ему лукаво:
-Хочешь, будем вместе… в кино ходить?
Лена была в классе примой. В любви ей объяснялись с детского сада. В пятом классе ее водили в парк старшеклассники и целовали там, на тенистых скамейках. А сейчас, в седьмом классе, ее приблизили к себе новые звезды, Танька с Лариской, стали брать с собой на свои авантюрные прогулки. Теперь Лена, случалось, приходила в школу, прикрыв шею изящным газовым платочком, а лучшим подругам демонстрировала по секрету красные пятна.
Дима выслушал Ленино предложение, понял его совершенно правильно и объявил ей презрительно, что в этом классе ему на всех девчонок смотреть противно. А от нее, от Лены, просто выворачивает. И тут же показал, как.
Лена, разъярившись, попыталась дать ему пощечину, но Дима профессиональным движением завернул ей руку за спину, наподдал сзади коленом и спокойно сказал:
-Пошла вон.
Лену никто в жизни так не оскорблял. Она попыталась мстить. Но Дима был неуязвим. Учителей на него натравливать было бесполезно, учился он хорошо и на уроках вел себя идеально. Бить его, самбиста, отказались даже самые преданные Ленкины поклонники, даже вчетвером на одного.
Лена попросила помощи у Танькиной братвы, и те подстерегли его после школы. Но рядом с ним неожиданно оказались его друзья из секции. Видимо, предупредил кто-то. И дело закончилось вообще без драки. Дима без всякого стеснения раскрыл братве всю пикантность ситуации, и парни согласились, что шмакодявка Ленка — дура и чего это они будут для нее стараться!
Так и остались смертельными врагами Дима и Лена.
Все это не имело бы к Гале никакого отношения, если бы однажды Диме не вздумалось встать на ее защиту.
На последнем уроке, на геометрии, выдали тетради с проверенными контрольными. Галя получила двойку, и Танька, списавшая с нее, конечно, тоже. Вряд ли Камбалу это расстроило, но появился повод после звонка забрать в кулак Галины волосы и хорошенько потаскать. А в эту минуту мимо их парты проходил Дима. И что вздумалось ему вмешиваться?
-Ну, ты, Камбала жирная, отстань от девчонки!
И брезгливо морщась, он пригнул Камбалу за сальную голову к парте и подержал так пяток секунд.
-А ты чего ей позволяешь издеваться, дуреха? — проворчал он напоследок Гале, обтирая испачканные камбальей головой пальцы чистейшим носовым платком.
Танька, опомнившись, завизжала что-то непотребное, рванулась из-за парты и замахала ногой, целясь туда, где парню всего больнее. Но где же ей, толстой глупой Камбале, с ним справиться? Он преспокойно поймал ее за ногу, с оглушительным грохотом повалил и так из класса за ногу и вытянул.
Галя, пораженная, сидела неподвижно. Радости и благодарности к заступнику не было. Был только ужас. Уже на улице она заплакала, с плачем пришла домой, свернулась клубком на кровати и рыдала, и кричала что-то жалобное и грозное.
Потом попыталась успокоиться, не смогла и очень испугалась. С плачем и криком кинулась к аптечному шкафчику, выпила валерьянки, кинула под язык таблетку валидола и опять повалилась на кровать, крепко стиснув зубы и дрожа.
И поняла она тогда, что ждет ее страшная беда, от которой нет спасения. И тогда взмолилась она: «Где Ты? Со мной ли Ты? Не оставь меня, когда это придет! Будь рядом!»
Следующий день к Галиному удивлению был тихим. Танька в школу не пришла, не было и Лариски. Но вчерашняя история здесь была ни при чем: они с братвой праздновали чей-то день рождения и им было не до школы. Галя сидела за партой одна, удивляясь своему счастью.
Но была еще Лена. Галя услышала сзади ее звучный комсомольский голос:
-Димочка, как ты вчера лихо Поганочку защищал! У тебя с ней роман, да?
И холодный басок Димы:
-А что, нельзя? Выговор объявишь?
И опять Лена голосом роковой женщины:
-Нет, просто у-ку-шу!
И у Гали задрожали руки.
Вечером раздался телефонный звонок. Трубку всегда брала мама: Гале звонили крайне редко.
-Галина, тебя, — мама раздраженно сунула трубку Гале и вернулась к своей монографии.
-Сироткина? Ты что же, Поганка, парней у меня отбивать начала?
-Кто это говорит? — тихо спросила Галя, прекрасно зная, кто говорит.
-Не твое дело! Еще не хватало мне такую соперницу иметь! Поганка, тебе бы в школу лучше не ходить. Искренне советую! Поищи себе другую школу — для Поганок!
-Кто это говорит?.. — повторила Галя, чтобы хоть что-то сказать в ответ.
Послышались короткие гудки.
Это был очень холодный день в конце февраля, морозный, с холодным ветром, завывающим в переулках и проникающим во все щели.
Учительницы кутались в теплые платки и дышали на пальцы, ставя отметки в журналы.
В учительской, ежась, долго рассуждали, не перенести ли в зал уроки физкультуры, не отменить ли лыжи, пока не станет чуть теплее. Наконец, физкультурник, не снимавший весь день шарф и вязаную шапку, простуженно рявкнул:
-Вы чего думаете, в зале теплее? Говорил я, надо было рамы вовремя менять! Да я сегодня на улицу греться выхожу!
И решили не отменять.
У Галиного класса лыжи были двумя последними уроками. Только было собралась Галя домой, как навечно от физкультуры освобожденная, как Танька схватила ее за руку:
-Куда-а-а! Прогуливать? Ай-яй-яй! Ничего, освобожденным тоже на урок надо!
Другую Галину руку подхватила откуда-то явившаяся Лариска. И вдвоем они потащили Галю в физкультурный зал, в девчоночью раздевалку, откуда самые проворные уже выходили с лыжами на плечах.
Втащив Галю, Камбала и Чистокровка с хохотом стали сдирать с нее одежду.
-Скорее, скорее, раздеваемся!
Галя закричала, но голос ее тут же сорвался и охрип. Она пыталась отбиваться, но сердце налилось холодным свинцом, и она сразу обессилела.
Лена, с удовольствием наблюдая, посоветовала:
-А ты Димочку покличь! Он рядом, за стеночкой!
Остальные девчонки в ужасе выскочили, подхватив свои лыжи и натягивая на ходу шапочки. Последней не спеша вышла Лена.
Галя лежала ничком на полу. Обморок был близко. Тяжестью сдавило руки и ноги, кожа потеряла чувствительность, и глаза заволокла знакомая серая мгла. Но Галя еще слышала, как Лариска, с отвращением рассматривая ее худобу, бросила:
-Ну, глянуть не на что! Цыпленок дохлый!
Но Галя еще почувствовала, что девицы тащат ее за ноги из раздевалки в ледяной холод зала. И только после этого пришел долгожданный покой, и свет, и тишина. И светили в тишине любящие глаза Спутника. И кто-то убаюкивал ее на руках.
Галино тело лежало на промороженном полу физкультурного зала, где ветер свистел в вечных оконных щелях. А Танька с Лариской, хихикая, разбросали ее белье по всему коридору и поспешили на улицу, где класс уже ждал учителя.
-Димка, тебя Андрей Петрович зовет, он в зале! — и девицы весело переглянулись с Леной.
Галино тело стыло на ледяном полу зала и не слышало, как вошел в зал Дима, остановился на пороге, ошарашенный, пытаясь понять, что такое он видит на полу, как бросился бежать по этажам, ища кого-нибудь, хоть кого!
Галя не знала, как влетел он в медкабинет и заорал с порога:
-Убили! На физре! Девочку убили!..
Очнулась Галя в крошечной каморке физкультурника, пахнущей кожаными мячами. Голова ее лежала на коленях медсестры, посиневшее тело было завернуто в чью-то меховую шубу. Трое учительниц растирали ей спиртом руки и ноги. Завуч терла ей виски и дрожащим голосом звала:
-Галя, Галя, Галя…
«Неужели она знает, как меня зовут?» — вдруг подумалось Гале.
Видя, что она пришла в себя, все переглянулись с посветлевшими лицами, а пожилая физичка схватилась за сердце и расплакалась:
-Галя, Галя, кто это сделал?
Галя смотрела на них, не понимая вопроса. Ее ни о чем больше не спросили, помогли одеться.
-Тебе лучше? Идти сможешь?
Директриса где-то за Галиной спиной вполголоса объясняла, что из школы им скорую вызывать никак нельзя, а то они в такой жуткий скандал влипнут!.. Такой позор!.. Такое пятно на школе!..
Галя кивала на все вопросы, почти не понимая. В голове что-то горячо гудело и потрескивало, спина тягуче болела, и говорить не было сил.
-Елена Семеновна, вы проводите Галю домой и из дома вызовите скорую.
-Я сама, — разлепила губы Галя, — мне рядом.
Но медсестра уже застегивала пуговицы на шубе.
Дома Галя, с трудом, с помощью медсестры сняла пальто и сапожки, тапок не нашла и пошла в комнату, забыв снять шапку. Пока медсестра звонила маме , она в одежде забралась под одеяло и блаженно закрыла глаза.
И тут же уснула. А может быть, это опять был обморок, потому что где-то в памяти промелькнуло сердитое и испуганное лицо мамы, запах нашатыря и уксуса со спиртом. А потом машина, в которой они куда-то ехали.
Потом жесткая, громыхающая каталка, вся дрожащая под Галиным телом. Растворилось в дали коридора непривычно растерянное мамино лицо, и не было сил что-то сказать или хоть кивнуть на прощание.
И пустота до утра, когда с чуть-чуть упавшей температурой ее перенесли в палату.
Было так тихо и свободно вокруг, что если бы не мучительная боль в спине, Гале было бы совсем чудесно. Рядом на стуле врач заполнял какие-то бумаги. Видела Галя белый-белый потолок, белые-белые стены и ряды кроваток, с которых глядели на Галю любопытные глаза.
Потом загремела металлическими штучками медсестра и сделала Гале укол, доставивший удовольствие своей остренькой болью.
Все теперь доставляло удовольствие: и тяжелый жар, наливший все тело, и хрип при вдохе и выдохе, и красный туман перед глазами. Да и боль, сдавившая спину и мешающая дышать, тоже была хороша. Все эти грубые ощущения возводили внутри Гали стену и не пускали к ней страшные воспоминания. Галя радовалась и отдыхала.
Только спустя неделю растворилась стена, спрятавшая Галю от нее самой, и возникли в памяти детали прошедшего кошмара. Но это было уже прошлое, страшный сон, который не вернется. А настоящее было прекрасно. В этой палате она была самой старшей. Там лежали еще десятилетняя Оля, шестилетняя Настя и Леночка, которой только-только исполнилось три года.
Оле вставать еще не разрешали. Она поступила в больницу совсем недавно, позже Гали, и тоже с тяжелым воспалением легких.
А Настя и Леночка рано утром вскакивали с кроваток и, посидев на горшках, с радостным криком бежали к Гале. Она слышала шлепанье их босых пяток, не раскрывая глаз. Леночка забиралась на Галину кровать и начинала скакать по Галиным ногам. А Настя садилась на корточки перед Галиным лицом, гладила его ладошкой и приговаривала шепотом:
-Ты такая красивая, такая красивая, когда спишь.
Галя, смеясь, открывала глаза и видела в полутемной палате, освещенной только из коридора, Настино лукавое личико.
Входила медсестра с градусниками, включала свет и ворчала:
-Вот тебе и здрасьте! Навалились две такие тети-лошади на одну маленькую Галю. Марш по кроватям! Галюша, ты их шугай, а то на шею, хулиганки, сядут!
Позавтракав, Леночка и Настя затихали под одеялами: начинались обходы и процедуры. Настя могла пить микстуру только дуэтом с Галей. Вместе открывали рты, плавно поехали туда ложки с микстурой — глыть! — посмотрели друг на друга, поморщились, запили водичкой и улыбнулись.
А Леночка соглашалась на уколы, только если лежать она будет животом на Галиных коленях, а Галя потом будет прижимать ватку со спиртом к страдающему месту, покачивать ее на коленях и петь песенку.
Отстрадав свое, девчонки тащили к Гале на кровать кучу потрепанных книжек, уютно устраивались с двух сторон и слушали без конца.
После обеда они, побрыкавшись в кроватях, засыпали. И тогда Галя поворачивалась к тихой бледной Оле, брала ее горячую руку, и весь тихий час они шепотом рассказывали друг другу интересные истории.
После тихого часа Галя рисовала девчонкам куколок, раскрашивала их платья самыми яркими карандашами и вырезала маникюрными ножницами, которые доверяла постовая медсестра исключительно Гале. И Настя с Леной играли этими куколками, пока они совершенно истрепанные и измятые, не терялись где-то в одеяле.
Когда наступало время сна и медсестра выключала в палате свет, Леночка начинала хныкать и звать маму. Тогда Галя садилась к ней на кроватку, брала на руки и баюкала, тихо напевая только что придуманные слова. И скоро Леночка начинала уютно посапывать носиком. Галя перекладывала ее на подушку, укрывала и с улыбкой возвращалась на свою кровать.
А какие сны снились ей самой! Гладила ее по голове прекрасная Тамара, и лицо ее готово было улыбнуться Гале. Шел с нею рядом по зеленой траве веселый студент Женя. И еще кто-то сильный и добрый брал ее на руки, чтобы защитить от всех бед. Но лица его Гале было не рассмотреть.
«Как мне здесь хорошо!» — думала Галя просыпаясь. И ничуть не мешало ей головокружение и слабость от не спадающей дохленькой температуры, не мешали даже рвущие все внутри приступы кашля. Пусть, ничего!
Приходили к ней папа и бабушка Кира. Приносили вкусные вещи, фрукты, книжки, бумагу для рисования. «Скоро поправишься», — успокаивали они ее, а Галя улыбалась. Они и не знали, как ей не хотелось домой.
Конечно, приходила и мама, суровая и красивая, как вся советская наука. И тоже приносила что-нибудь вкусное. Не забыла и учебники с тетрадями.
Однажды она присела рядом и долго, пристально смотрела Гале в глаза. Знакомая тоска сжала Галино сердце в тиски и захотелось потерять сознание.
-Почему я обо всем должна узнавать от завуча? — наконец произнесла мама студеным голосом. — Мать я тебе или нет? Не понимаю… Если бы у меня в детстве была мама!..
Галя задохнулась от стыда и раскаяния. Рядом давно стояли Настя и Леночка и завороженно следили за слезинками, капавшими с Галиного подбородка, а мама продолжала, чуть смягчив голос:
-Ответь мне, пожалуйста, только честно! Это сделали только девочки? Мальчиков там не было? Тебя не насиловали?
-?
-Ну, хорошо. Дома поговорим серьезно.
Вечером Галя, с трудом укротив слезы, опять подумала перед сном: «Не хочу домой!». И тут же одернула себя: нельзя себе разрешать такое хотеть. И проплакала всю ночь.
После целого месяца в больнице вернулась Галя домой уже на весенних каникулах. Дома обещанного серьезного разговора мама так и не устроила, но сводила дочь на осмотр ко врачу-гинекологу и долго, обстоятельно излагала Галину историю. Врач выслушала устало и рассеянно, потом качнула головой в сторону страшного высокого кресла.
На кресле Галя одеревенела от ужаса, и в глазах опять зарябила зелень. Но осмотр занял всего несколько секунд.
-Все в порядке. Плева не травмирована, — коротко сказала врач, даже не взглянув Гале в лицо.
Она шла в школу в первый раз после той беды и удивлялась тому, что ей не страшно. Ей вообще никак. Идет себе и идет. Но в классе ее мучительниц больше не было. Инспектор по делам несовершеннолетних, наконец, выполнил свое обещание и забрал Таньку с Лариской из школы.
Не было в классе и Димы. На следующий день после известного происшествия пришла к директрисе его разъяренная мама и кричала так, что было слышно по всему этажу. Она не могла допустить, чтобы ее сын учился в этом рассаднике разврата. И теперь Дима блистал своими спортивными успехами и безукоризненным моральным обликом в другой школе.
В жизни Лены тоже произошли перемены. Одноклассницы, свидетельницы той истории, испуганные до истерики, скрывать ничего не стали и выдали своего комсорга с головой. На педсовете ахали, слушая Ленины сбивчивые оправдания, и бледнели. Собрались было передать Лену тому же инспектору в компании с двумя хулиганками, но растроганные Лениными бурными рыданиями решили помиловать ее. И так школе достаточно позора.
Класс надолго затих. Галю обходили стороной, не зная, как к ней теперь относиться. И она, довольная этим, спокойно и неслышно доучилась до лета, мечтая лишь о том, чтобы не остаться на второй год.
Пережила Галя в мае и выпускные экзамены в музыкальной школе. Ее выслушали, со вздохом переглянулись и отпустили на все четыре стороны.
Дома, хоть это было и не воскресенье, ее ждал папа с большим тортом, коробкой пастели и пачкой беленого картона. И Галя рисовала все лето, выдавшееся на редкость дождливым и холодным.
Читайте роман Ольги Грибановой «Слепые и прозревшие».