Перед нами семьдесят третий псалом, созданный псалмопевцем Асафом. Мы уже встречались с этим автором в пятидесятом псалме. Мы помним его как сурового аскетичного праведника, исступленно преданного Богу. В поэтическом переложении Веры Горт этот псалом, написанный тяжелым шестистопным ямбом, звучит мощно и безжалостно к миру и к самому себе. В этом поэтическом переложении каждая деталь передает страстную силу псалмопевца с такой яркостью, что ощущается его пронизывающий взгляд на мир.
Сложное построение фраз оставляет впечатление, что говорит в великом волнении человек, который привык к молчанию. Фразы с трудом связываются, часто обрываются, не закончившись, теряя значимые части. Язык псалмопевца странен, но грубо выразителен.
Трудиться? — где там! — пальцем сноб пошевелит едва ль,
высокомерием объят — как в ожерельях.
Утопли в пакостях своих — как в облачениях,
глаза их выпучены — вытолкнуты жиром —
………………………
Пред вами речь ведут — надменно, сверху, с облака,
живут не сердцем, не душой, а — языками, —
на языках по миру ходят…
Трудно воспринимаемые ассонансные и диссонансные рифмы придают речи псалмопевца какую-то первобытность, мрачную мощь:
ИзраИлЮ / свежИх рАн терплЮ
пОзавИдовАл / пОшевелИт едвА ль
как в ОблачЕниЯх /Овец, вещЕй, семЯн…
Гневно, беспощадно к самому себе на рокочущем, рычащем звуке «р» в сочетаниях с согласными повествует Асаф в первой строфе о своем грехе: зависти к благоденствую порочных, которым так хорошо живется на свете, что и смерти они не боятся.
Воистину Бог доБР.., Бог исто доБР к ИзРАилю,
а к тем из нас, чье сердце чисто, — доБР РЕтиво.
Ко мне же…, я ж.., я словно боль от свежих РАн теРПлю,
скользя стопой по луже липкой кРОви, ибо
я — благоденствию поРОчных позавидовал.
Страшных грех свой видит Асаф в сомнении в справедливости Бога. Перед нами знаменитая, так и не решенная человечеством за тысячи лет, проблема теодицеи. Тот замкнутый круг, из которого так и не нашлось выхода. Если Бог все знает и допускает такую несправедливость, значит, он лишен праведности и милосердия. Если Бог не знает, что творится среди людей, то он не всеведущю
И это сомнение так ранит душу Асафа, что он словно скользит «по луже липкой крови»…
И вправду: зря я руки омывал в невинности
и сердце наставлял, внушая: будь, мол, свято!
И пожираем был я давним бедствием,
возобновляющимся с каждым новым утром,
но все ж, переметнувшись в стан к счастливым бестиям,
я предал бы сынов…
Асаф вышел из порочного круга — истина открылась. Благоденствие порочных — это ловушка:
На скользкий скат Ты ставишь их, дабы скатились в щель —
в глубь — в ад — во власть когтей чудовищ, хватких, цепких.
Великолепный образ прозрения передан выразительной перекличкой созвучий:
… Как остатки жутких снов
мы гоним прочь, их не пуская в наше бденье, —
так образы тех крикунов в ЕРУШАЛАИМЕ
Ты УНИЖАЕШЬ И УНИЧТОЖАЕШЬ, Бог мой.
Это прозрение дает Асафу силы бороться за свою праведность и невинность. И последние строфы псалма — вдохновенная благодарность за счастье жить с Богом в сердце.
… От мук,
Пускай, пока живу, изнемогает сердце!
Пока Ты в нем — крепки колени, крепок дух.
Читает Петр Дубинский
Продолжение цикла: 74-й псалом в поэтическом переложении Веры Горт