Слепые и прозревшие. ч.1. Навстречу. гл. 15
Все менялось вокруг, стремительно и непредсказуемо. Сменился у руля власти косноязычный старец. А потом стремительно сменили друг друга еще два старца. Но жизнь текла себе и текла.
Колин друг Андрей между тем стал отцом, и любопытные сотрудницы каждое утро спрашивали его:
-Ну как? Сосет?
-Ага! — гордо сиял Андрей.
И как же завидовал его счастью бездомный пес с репейным хвостом и печальным взором по имени Коля Морозов!
Спасаясь от самого себя, он работал, как зверь. Пытался раз-другой ухаживать за девицами из соседних лабораторий и тут же начинал злиться то ли на них, то ли на себя. И ухаживание увядало, не распустившись.
Каждые выходные приезжал к маме. Но и там, рядом с ней, глядя на ее совсем седые волосы и сухие морщинистые руки, он чувствовал свою собственную никчемную старость. Даша с Ташей были уже вполне девушками, стройненькими и хорошенькими. Мама ворчала, совсем, мол, об учебе перестали думать, а только бы в кино с мальчишками. Телефон в квартире звонил беспрерывно, и дерзкие юношеские голоса вызывали на разговор то одну, то другую.
-Коля, по-моему, тебя надо женить! — объявляла ему прямодушная Дашка и тут же предлагала обратить внимание на очередную лучшую свою подругу.
-Не отвлекайся от своих кукол, — дразнил ее Коля в ответ.
Но его одиночество уже тревожило всех.
-Дорогой наш внук! — церемонно обращалась к нему тетя Лида. — Когда же ты приведешь в наш дом нашу дорогую внучку?
-Ты что, сдурел, Морозов? — густо басил в трубку морской офицер, а ныне слушатель Военно-Морской академии, давний друг Серега. — Женись срочно! Понял? Выполняй! И чтоб через месяц уже дитя качал! — и в трубке слышался грохот морской бури, но, возможно, это был просто Серегин хохот.
-Коленька, сынок, когда же ты жену себе найдешь? — грустно спрашивала мама.
-Ох, мамуля, — вздыхал сынок, — может, жена моя еще в песочнице сидит.
Но приближалось двадцать седьмое лето его жизни.
В начале мая небо вдруг дохнуло на Ленинград летним зноем. В два дня все зазеленело и задышало черемуховым ветерком. Девушки всего города поспешили снять с вешалок лучшие свои наряды в надежде на что-то такое, что бывает раз в жизни.
Субботним майским вечером Коля вышел из дома, чтобы как всегда в выходные, съездить к маме в Гавань, а по пути зашел в магазин и купил там тапочки для Даши. Выбирал он их долго, потому что красивые тапочки были Дашкиной слабостью, а обувь на ее ногах истлевала быстро. Но в магазине сувениров он нашел что-то такое красное и пушистое, что понравилось ему самому.
И пошел он в прекрасном настроении пешком по бульварной полосе Большого проспекта, любуясь нежной зеленью деревьев и тоненькой девичьей фигуркой впереди, шагов за пятьдесят.
………………………………………………………………………………………………………
На первом курсе института Галя вполне прижилась.
Библиотечный факультет – ярмарка невест. На весь поток нашелся только один юноша, неудачник, не прошедший на истфак, но собиравшийся куда-нибудь перевалить после второго курса.
Геня был человеком европейски образованным, так как читал Фрейда и видел фаллический символ в самых неожиданных вещах: от готических соборов до дуэльного пистолета Пьера Безухова.
На девичьем курсе он стал сыном полка. Его угощали конфетками, гладили по умной головушке, а он считал своей прямой обязанностью обнимать за плечи каждую, до которой мог дотянуться. Поэтому Галя обходила его подальше
Время от времени он приглашал студенток в кино на зарубежные фильмы, где было много дикой страсти и мелькали начала и концы от вырезанных постельных сцен.
После этого в коридоре стояла толпа вокруг очередной счастливицы, и оттуда слышался восторженный хохот:
-Ну а ты, ну а ты?
-А я говорю: «Генечка, пощади мою невинность»
-Ха-ха-ха! Ну а он? Ну а он?
-А это, говорит, не невинность, а невежество…
-А-а-а! О-о-о! Ха-ха-ха! Ну а дальше, ну а дальше!..
-На трамвайной остановке, конечно, целоваться полез. Навалился, поганец, весь кислород перекрыл. Я – дерг, дерг! А он, наверно, решил, что это у меня орга-азм!..
-А-а-а!.. И-и-и!… Ха-а-а- ха-ха!
-… Тебе, говорит, хорошо?..
И общий визг восторга. Все валятся друг на друга от смеха.
После киносеанса Геня обычно приглашал свою даму к себе в отдельную однокомнатную квартиру на чашечку кофе. Но дамы отказывались, и Геня сердито бурчал: «А зря!»
Лишь одну студентку Гене удалось соблазнить своим кофе. На следующий день в институте они не разговаривали и презрительно кривились друг другу в спину.
Эта студентка была личностью примечательной. Галя посматривала на нее издали со страхом и благоговением, потому что в первый раз в жизни видела особу, еще более некрасивую, чем она сама. На обезьяньем личике тускло мигали маленькие припухщие глазки, разрисованные до дрожи и тушью, и карандашом и тенями. Но самое удивительное было для Гали, что эта особа имела успех у мужчин и внешностью своей была совершенно довольна.
Была она глупа и бесцеремонна. Однокурсниц величала «бабыньки» и хвасталась, что захомутать может любого мужика. Только все неподходящие вокруг ходят.
Галя со своим невинным обликом тоже была достопримечательностью курса. Если не было других тем, то к ней приставали с расспросами: неужели ж она еще так-таки ни с кем не целовалась!
Эта тема была главной на первом курсе. Нужно было срочно, как можно скорее, выходить замуж.
А после первого курса посыпались свадьбы – одна за другой. Невесты и молодые жены ходили счастливые и прекрасные, еще больше хорошея с каждым днем.
А Галя тихо страдала. Выросла-таки в ней та самая, запретная, долго скрываемая за семью печатями мечта о любви.
Как бы полюбила она сейчас смешного носатенького Семчика-Табаки, если бы повторилась та выпускная ночь! Она полюбила бы кого угодно, какого угодно, хоть страшного, как Квазимодо, лишь бы позвал.
А потом к свадьбам добавились беременности. Галя с трепетом вглядывалась в лица будущих матерей. В их задумчивых глазах и скупых движениях была святая тайна.
А Геня сердился. Каждая новая свадьба на курсе приводила его в негодование. Все меньше и меньше оставалось студенток, которых можно было целовать на остановке. Жизнь серела день ото дня.
В начале мая вдруг навалилась на Ленинград летняя жара. Студентки библиотечного отделения поспешили достать из шкафов летние наряды в надежде на что-то удивительное, что бывает раз в жизни.
-Татьянища! Пойдешь завтра в кино?
-Ой, Генчик, не могу, занята…
-Ну, кто хочет со мной в кино? Сеанс на восемь, завтра, в субботу, погода хорошая. Ну, барышни, что за дела? – обиделся Геня. – Что мне на стороне, что ли искать?
-А вот Галочку пригласи!
Геня медленно повернул голову к Гале и в недоумении оглядел ее сверху вниз, что это, мол, за растение.
«А почему бы и нет! – вдруг отчаянно подумала Галя. – Чего я жду? Пусть хоть так…»
Этим утром Галя ненароком смахнула со стола кастрюлю с остатками вчерашнего супа. Мама в сердцах оттолкнула Галю к стене и, работая тряпкой, запричитала:
-Да что же это за наказание мне?!.. Неужели никто замуж тебя не возьмет?! Неужели мне до смерти с тобой маяться?! За что мне эти муки, за что?..
Мамин голос стоял в Галиных ушах до самого вечера. И устав от стыда и ненависти к себе, Галя в ответ на Генин удивленный взгляд пробормотала:
-Я пойду… пойду…
-Ну-у-у, дава-ай! – растерянно протянул Геня. – Подходи к Кировскому дворцу. Сеанс в восемь. Все понятно?
-Все понятно, — кивнула Галя, опустив глаза.
Утром она ужаснулась своему вчерашнему поступку. Но не пропадать же Гениному билету!
Маялась Галя часов до шести. Потом сообразила, что пора собираться. Тоска опять сжала сердце.
«Ничего, пусть… Надо же когда-то…», — подумала Галя. Взяла мамину косметичку с туалетного столика и начала подводить ресницы и брови. Руки с непривычки не слушались, дрожали и получалось плохо.
«Ну и сойдет! — рассердилась вдруг она. – Было бы для кого стараться!». Намалевала губы, прошлась розовой пудрой по щекам. «Вот напугаю Геню – будет знать!..»
Что делать с волосами? Распустить – пусть болтаются. Новое платье из шкафа. Туфли, те самые, которые мама привезла ей из какой-то командировки и до которых Галя собиралась когда-нибудь вырасти. Красивые такие, на тонком каблучке. Но тесноваты. Переросла.
-Мама, я в кино, меня пригласили…
-Ну-ну, — кивнула мама, не отрываясь от печатной машинки.
На полпути к трамваю туфли впились в Галины ноги, как дикие звери. «Ничего, сейчас на трамвай, а потом в кино отсижусь…», хромая, думала Галя.
В трамвае так удобно села, наслаждаясь покоем, задумалась, потом спохватилась, испугалась и выскочила на две остановки раньше.
В ужасе посмотрела Галя вслед трамваю, сделала шаг по Большому проспекту и зажмурилась от боли. Еще шаг, другой! Пытка! Каждый шаг сдирал с нее кожу, из глаз полились слезы. Советская сорокакопеечная тушь тут же вцепилась в глаза осой. Галя зажала глаза рукой, оступилась на выбоине асфальта и сломала каблук. Это был конец!,.
Зажав испорченную туфлю в руке, она доковыляла до скамейки, села и расплакалась.
Читайте роман Ольги Грибановой «Слепые и прозревшие».