Ольга Грибанова Слепые и прозревшие
(Глава из романа)
Странное дело, ведь прожил один, без Гали, семь месяцев с лишним, ведь терпел худо-бедно. А эти три недели достались ему тяжелее всего.
Первые два дня Коля приходил в себя от пережитого. Там, на проспекте Добролюбова, ему хотелось зажмуриться, такой ясной была в памяти белая ночь, когда он оплакивал свою Галю. А потом смеялся посреди улицы, при всем честном народе. Галя! Жива! И сын!
А неделю спустя Коля хоронил бабушку Киру.
В морге, кроме Альбины, Анатолия и мамы Светы, было еще три пожилые заплаканные женщины и двое серьезных мужчин, молодой и старый.
Теща Альбина, увидев Колю, зло сверкнула глазами. Такая уж у нее была манера – злиться на весь мир, когда хочется плакать. А тесть Анатолий шагнул к Коле навстречу, притянул к себе за шею и на секунду прижался лбом к Колиному виску.
Бабушка Кира в гробу была совсем не та, совсем незнакомая. Это остро-угловатое желтое лицо имело так же мало сходства с милой старушкой, как мало общего у кучи старой одежды с человеком, ее сбросившим.
«Это не она», — думал Коля, глядя в глубоко запавшие, под бурыми веками глаза.
А в душе расцветала ее чудесная улыбка: «Конечно, это не я. Я же у тебя в душе, а не в этом деревянном ящике».
На кладбище долго стояли, держась под руки, у свежей могилы, потом отправились к машине.
-Галя не знает? – спросил у Коли Анатолий. – Правильно. Подольше ей не говори…
-А я сказала! Вчера! Она мне вечером позвонила, я и сказала, что сегодня хороним. Я думала, она знает…- в недоумении вскинула брови мама Аля.
Все четверо остановились. У Коля так зарябило в глазах, что пришлось зажмуриться. Папа Толя напряженно искал глазами что-то в свежей июньской траве. А мама Света, заботливо поддерживавшая под локоть маму Алю, слегка привалилась к Колиному плечу.
Вечером позвонила Галя. Голосок ее дрожал и прерывался.
-Коля, ты был на кладбище? Попроси у папы фотографию, я там у нее на коленях… папа знает… он привезет. Ладно?
-Галя, Галенька, ты держись, слышишь? Тебе нельзя…
-Я держусь… держусь..
Еще через пару дней вечером, когда Коля, вернувшись от Гали, прикручивал винты Сашиной кроватки, пахнущей деревом и лаком, соседка позвала его к телефону.
-Это Коля Морозов? Привет, одноклассник. Мы с тобой с первого по восьмой учились вместе. Люся Головкина, помнишь?
-А-а… Да-а.. Помню, Люся, да…
-Ха-ха-ха, врешь небось, не помнишь! Ладно, не тужься, не в этом дело. Я с твоей женой в роддоме познакомилась. Бок о бок лежали. Я сегодня выписалась. Да, спасибо… Мальчик… Третий… Спасибо, спасибо. Так вот что. Мы ведь с тобой еще и живем рядом. Прямо через двор. И как я тебя во дворе раньше не видела! Коль, мы люди уж опытные. Нужно что-нибудь – приходи в любое время дня и ночи. Понял? Не за что. Телефон мой запиши. Записываешь?
Коля, улыбаясь, записал.
-Когда выписываться будет, позвони. Муж у меня таксист – встретит на машине. Ну, давай, одноклассник, звони, не стесняйся.
Коля бегал по магазинам, покупал фрукты и соки для Гали, пеленки и распашонки для Саши. Потом, посмотрев со двора на бледное Галино личико в окне третьего этажа, шел домой, нехотя ел, потом ставил любимые Галины пластинки и под Баха и Вивальди раскладывал на столе купленные за день сокровища.
Брал в руки и Галину Библию. Листал, заставлял себя вчитываться – и не мог. Это было совсем не то, что испытал он в ту страшную белую ночь. Это были чужие древние слова, неправдоподобные события, не то, все не то. Бог, спасший для него Галю, не имел с этим ничего общего. Но и то, что было пережито, уже растерялось в повседневной суете. Коля грустно прислушивался и не находил в себе того Откровения.
«Прости меня, — говорил он мысленно с Богом. – Все мы такие, подлецы. Как плохо нам – так помоги, Боженька! Как стало хорошо – так и забыл!»
Появилась однажды на пороге мама Аля. Прошла в комнату решительно, как в свой кабинет.
-Н-ну, как ты тут один поживаешь? Все уже готово? Кроватка стоит, так. Манеж где будет? Ну-ну, местечко светлое. Вообще, комната прекрасная. Я всю жизнь мечтала жить вот так, скромненько, в одной комнатке, обмывать ее, как игрушечку, протирать, вылизывать.
Альбина обвела глазами потемневшие углы потолка и как будто машинально провела пальцем по крыше бельевого шкафа. Коля с облегчением вспомнил, что вчера, убирая на шкаф коробку с инструментом, он стер заодно и накопившуюся пыль.
Но мама Аля, взглянув мельком на свой палец, продолжала оглядываться, будто что-то искала.
Коля расставил на столе чашки и ушел на кухню за чайником. Когда вернулся, Альбина уже рылась на полке с Галиным бельем и озабоченно бормотала:
-Неряха… Мучение мое, всю жизнь… Все комком, все кое-как… Трусы с сорочками. А это что? Это разве Галин лифчик?
-Галин, конечно, — удивленно отозвался Коля.
-Хм… Не ее размер… вроде… А постирано плохо. Хм!..
-Вам чай покрепче или не очень? А сахару сколько? – взывал к ней Коля, но Альбина успокоилась не сразу. Затолкала на полку Галино белье, погремела деревянными вешалками на перекладине, гневно захлопнула шкаф и уж тогда села за стол и милостиво понесла бутерброд ко рту.
-Ну, не знаю, не знаю я, как Галина справится!.. Может быть, вам пожить со мной первые месяцы? Хотя это страшно неудобно: я сейчас печатаю отчет. У самой в ушах звенит, а тут еще и ребенок будет.. Но если нужно, я пойду на все. Ты же знаешь, я такая безумная мать – ради Галины что угодно!
-Что вы! Что вы! – испугался Коля. – Справимся как-нибудь, привыкнем…
-Ну, смотрите! – Альбина клюнула его на прощание холодными губами, и каблуки ее загремели по лестнице.
Желанный день все приближался и приближался. И вот он у порога!
Накануне Коля долго выспрашивал Галю:
-Ничего мы с тобой не забыли? Вспомни, может еще что-то взять? А может, тебе не синее платье, а лучше в клеточку, то, новое?
Галя, веселая, порозовевшая, кричала ему с третьего этажа:
-Да хоть какое! Хоть в бумажку заверни, только бы домой поскорей!
Поднес Коля цветы Марии Кирилловне, с трудом упросив, чтобы пропустили к ней в кабинет. Она приветливо покивала Коле и еще раз повторила о всяких предосторожностях: тяжелого не поднимать, продолжать выписанные лекарства, через неделю показаться кардиологу, питаться хорошо, гулять много…
-И не жить! Только через три месяца и только с моего разрешения! – строго погрозила она пальцем.
-А все-таки… больше у нас не будет детей?
-Я же вам уже говорила, — сдвинула брови Мария Кирилловна.
-А вдруг чудо случится? – жалобно улыбнулся Коля.
Мария Кирилловна, смягчившись, похлопала его по руке:
-Дорогой мой, всяким чудесам предел есть. Мы же Галину утробу буквально по лоскуткам собирали. То, что от нее осталось. Не думайте больше об этом. Идите с Богом.
Коля стоял перед дверью. Рядом, чуть позади, застыли, взявшись под руки, Альбина и Анатолий. Так, наверно, стояли они двадцать пять лет назад на своем торжественном бракосочетании. За ними две милые барышни держат под руки мамушку Свету. Кому теперь придет в голову назвать этих двух красавиц кукарямбами? Только старшему брату.
За дверью заливались младенческие голосишки, готовясь представь перед папками, бабками, дедками, тетками, дядьками и прочей родней. Время от времени дверь открывалась, выпуская очередного жителя этого мира.
-Галина, конечно, последняя! – у Альбины и тут нашелся повод поворчать.
Ну, вот и Галя!
А девушка в белом несет Что-то, туго затянутое в пеленки и одеяла.
Коля, задохнувшись, принимает Это на руки и тут же ощущает тепло сквозь толщу пеленок. Кружевной уголок закрывает личико, одна лишь голубая пустышка маячит сквозь ажурную ткань. Коля подбородком отодвигает ее и видит плотно сомкнутые веки, розовую пуговку носика. Спит, дышит. И пахнет тонко-тонко, нежно-нежно. Сынок…
Читать роман Ольги Грибановой Слепые и прозревшие