Началась эта история в 1782 году. Бурный роман Екатерины II c Григорием Потемкиным, по слухам, осложненный морганатическим браком и рождением дочери, завершился в 1775 году. У Екатерины появился новый фаворит. Потемкин был в бешенстве, но в конце концов они, как нынче говорится, остались друзьями. Настолько друзьями, что положение его изменилось мало. Он по-прежнему решает важные государственные дела и по-прежнему получает ценные подарки от неверной возлюбленной. Один Таврический дворец в Петербурге чего стоит! По существу, в 80-х годах Потемкин становится хозяином всей Новороссии, а к 90-м годам и Молдавии.
И в знак своей вечной любви и преданности он решает преподнести своей повелительнице бронзовый памятник.
Заказывает он эту работу в германскому скульптору Фридриху Элиасу Мейеру. Выбор достаточно странный. Мейер был мастером статуэток в стиле рококо на Королевской фарфоровой мануфактуре в Берлине. Статуэтки мастеру вполне удавались, и видимо, Потемкин решил, что и статуя получится.
Работа затянулась на четыре года. Об этом свидетельствовала надпись на подножии: «Мейер лепил, Наукиш отлил, Мельцер отделал спустя шесть лет в 1786 году».
Видимо, результат заказчику, с его изысканным вкусом и просвещенностью, настолько не понравился, что оплату своего труда мастера так и не получили.
В 1791 году светлейший князь Григорий Потемкин-Таврический внезапно скончался. Его наследники, дети его сестер, поспешили распродать все ненужное.
И тут на сцену истории является новое лицо.
В конце XVII века в Калуге бойко торговали глиняными горшками купцы Иван Дементьевич и сын его Абрам Иванович. Возможно, гончарное дело было династическим семейным бизнесом, поскольку купцы в петровскую эпоху получили фамилию Гончаровы. Сын Абрама Ивановича Гончарова, Афанасий Абрамович выбрал другое направление. При поддержке самого Петра I он затеял полотняное и бумажное дело. Предприятие было самое выгодное. Полотно — для парусов рождающегося русского флота, а бумага для опять-таки рождающегося печатного дела: для книг и газет. Поначалу это предприятие было на паях, но со временем Афанасий Абрамович стал полновластным хозяином Полотняного завода.
Благополучно пережив смутные послепетровские годы, Афанасий Гончаров получил от императрицы Елизаветы чин коллежского асессора, обеспечивший ему потомственное дворянство. Его сын Николай Афанасьевич смог угодить и Екатерине II. В 1775 году она милостиво посетила его разросшееся имение Полотняный завод. Счастливый и обласканный Николай Гончаров в память об этом великом событии решил поставить в своем имении памятник императрице. И в 1791 году он выкупил у наследников Потемкина неудачный монумент за 100 тысяч рублей.
Но оказалось, все не так просто. Для того чтобы поставить такой памятник у себя, Гончарову требовалось высочайшее разрешение и солидный денежный взнос в казну. Таким образом, монумент остался ждать лучших времен в подвале поместья на Полотняном заводе.
А лучших времен не дождались.
Сын Николая Гончарова, Афанасий, названный в честь деда, но не унаследовавший деловую хватку, стал настоящей бедой для семейства. Он не только умудрился быстро растратить в столице семейный капитал, но и влез в миллионные долги — тут и и бесконечные пиры, и карты, и целый гарем наложниц.
Семья обеднела настолько, что три его внучки: Екатерина, Александрина и Наталья остались без приданого. Ситуация для начала XIX века катастрофическая. Старшие внучки уже считались старыми девами, а у младшей, Натальи Гончаровой, появился жених, легкомысленный поэт, бессеребренник, только что вышедший из опалы Александр Пушкин. Третий герой этой истории.
Приданое было необходимо. Государственным служащим жених не был, карьеру не сделал. Его поэтический дар приносил ему доход, который был достаточен для него самого, но для того, чтобы содержать семью этого было мало.
Но для Гончаровых важно было не потерять хотя бы этого разгильдяя. Мать невесты туманно намекает на то, что приданое будет. Ведь в родне у нее фрейлина императорского двора Наталья Кирилловна Загряжская, урожденная графиня Разумовская.
А расточительный дед Афанасий предлагает жениху, судьбой которого заинтересовался сам император Николай I, несколько блестящих проектов.
Проект 1. Пушкин идет к императору и просит государственную ссуду для хозяина Полотняного завода. А уж из этой ссуды и приданое можно будет выкроить.
Проект 2. Пушкин опять идет к императору и просит его разрешить деду своей невесты продать заложить свой майорат.
И проект 3. Самый интересный. Что ж столько лет валяется в подвале бронзовая статуя? Кому она нужна? Надо ее продать на переплавку. Вот и деньги на приданое. Но и здесь Пушкин опять должен идти и просить разрешение — переплавить “медную бабушку” императора Николая. Весьма щекотливая ситуация.
Но по просьбе деда Афанасия Пушкин все же приценился, сколько можно получить за переплавку трехметровой статуи. Оказалось, немного. Всего-то 40 тысяч рублей. Деду Афанасию это не понравилось. Этак все деньги на приданое уйдут, ничего не останется.
Что ж. Пушкин сам собрал деньги на приданое своей невесте — не отменять же свадьбу.
В феврале 1831 года он пишет другу Петру Плетневу:
“Через несколько дней я женюсь: и представляю тебе хозяйственный отчет: заложил я моих 200 душ, взял 38000 — и вот им распределение: 11000 теще, которая непременно хотела, чтобы дочь ее была с приданым — пиши пропало. 10000 Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остается 17000 на обзаведение и житие годичное”.
Как видим, Пушкин и не рассчитывал, что Гончаровы когда-нибудь вернут эти деньги за приданое. Но окончательно его рассердило известие, что старик Афанасий втихомолку выдает замуж своих наложниц и каждой выделяет по 10 000 приданого.
А пока “медная бабушка” из Полотняного завода под видом приданого прошествовала в Петербург, в дом на Фурштадской, где семья Пушкина жила первое время. Там ее водворили опять-таки в подвал в ожидании возможного покупателя. Вдруг кому-нибудь понадобится бронза?
Александр Сергеевич решает попробовать предложить “бабушку” внуку, императору Николаю. И 8 июня 1832 года он пишет Бенкендорфу вежливое письмо и выражает надежду получить за статую 25000, четвертую часть от стоимости. В ответ тишина.
Лишь через год, когда Наталья Николаевна обратилась к министру двора, князю Петру Волконскому, пришел ответ. Императорский двор в настоящее время стеснен в средствах и не может затратить такую сумму — это, конечно, было вежливой отпиской. Неудачная скульптура, которую сам Пушкин называл уродливой, императорскому двору была не нужна.
А дальше судьба “медной бабушки” складывалась так. После смерти Пушкина, когда осиротевшая вдова с четырьмя маленькими детьми распродавала все, что могло представлять ценность, статую купил у нее заводчик Франц Берд за три тысячи ассигнациями. И не прогадал. В 1845 году он сумел перепродать ее за семь тысяч дворянству города Екатеринослава, названного в ХХ веке Днепропетровском, а ныне Днепром.
Здесь памятник наконец оказался на главной городской площади перед Екатерининским собором, который в свое время заложила императрица. И стоял этот памятник на соборной площади до 1914 года. Как-то незаметно исчезла с постамента памятная доска — времена были трудные. А в советское время памятник с площади убрали. Но не переплавили все-таки, перенесли во двор Исторического музея Днепропетровска.
Завершилась история “медной бабушки” в 1941 году, когда Днепропетровск был оккупирован фашистами. Исчезла статуя бесследно. Скорее всего, была отправлена в Германию — все на ту же переплавку. Круг замкнулся.