Слепые и прозревшие. ч.3 Втроем. гл.5
Галя лежала без сна, глядя на Сашину кроватку, прислушиваясь к его хриплому дыханию. Рядом посапывал Коля, но это не мешало ей вслушиваться в Сашины хрипы.
Заснуть она не пыталась – незачем. Через минуту-другую закашляется Саша, проснется и заплачет. Судя по частому неровному дыханию, температура поднялась высокая. Тогда Галя возьмет его на руки, Саша обнимет ее горячими ручками за шею, положит тяжелую больную головушку ей на плечо. И будут они так ходить, ходить, ходить по комнате, чтобы Саша не плакал и не будил Колю. Коле утром на работу, голова должна быть свежая – он начальник.
Потом она почувствует, что Сашина кожа стала влажной, — это температура падает. Дышать ему станет легче, и он мирно уснет у нее на плече.
Тогда она, обессилевшая, положит Сашу в кроватку, постоит с минуту рядом, прислушиваясь к дыханию, неслышно скользнут по старому скрипучему паркету и, наконец, ляжет, быстрым точным движением приняв удобное положение. Саша не услышит, Коля не почувствует.
Но все это мелочи, все это мелочи. Главное то, что она плохая мать. И всегда была плохой, с первых же месяцев, когда после нескольких бессонных ночей она упала с Сашей на руках посреди комнаты. Пришла в себя сразу же, как только раздался Сашин крик. Ничего не случилось с ним, нигде не ударился, на груди у нее лежал. Но она так испугалась, что те ничтожные пятьдесят граммов молока, которые можно было добыть из ее груди, исчезли бесследно.
Тогда, прибежав из кухни на Сашин плач, Коля в первый раз на нее накричал. Что именно он ей крикнул, Галя и не поняла, так потрясло ее то, что этот страшный голос и злое лицо – все это ей!
После этого Коля быстро вышел за дверь, а она осталась сидеть, как сидела, только внутри болело что-то большое и черное. Через несколько минут Коля вернулся. Целовал, обнимал, успокаивал. Большое и черное с мукой лопнуло и излилось потоком Галиных слез.
Она, конечно, и не думала на него обижаться. Нет. Никогда и ни за что! У него был тогда такой тяжелый период, оставалась неделя до защиты диссертации. Он очень волновался, худел и мучился от головных болей. А по ночам ему не давал спать Саша. Разве можно обижаться?
Да к тому же он был прав! Какая же она мать, если позволила себе падать с ребенком на руках. Нужно было прислониться к стенке, уж шаг-то могла бы, наверно, сделать. Потом надо было сползти по стене на пол, убедиться, что Саша лежит надежно, и уж дальше заваливаться в обморок, сколько угодно. Может, молоко и не пропало бы…
И с этого дня Галя почувствовала, что перестала быть для Коли любимой женой, а стала плохой матерью его сына.
Он возвращался с работы, входил в комнату, и Галя читала на его лице: « Ну что ты еще натворила сегодня?»
Он сердился, когда у Саши болел животик: «Вспоминай, чем ты его накормила!»
Он сердился, когда Саша капризничал и тер кулачком десны:
– Что-то там болит. Сунул, наверно, грязную игрушку в рот. Мыть надо игрушки, мыть! Поняла?
Горькой мукой обернулся для Гали первый Сашин год.
В конце мая Коля отвез их на дачу, на ту, где Гале было так хорошо с бабушкой Кирой. Она незримо жила там. Стояли ее вещи, висели вышитые ею коврики, связанные ею салфетки, пахло сухим шиповником. Бабушка летом собирала облетающие лепестки, сушила и зашивала в маленькие подушечки. Весь маленький домик дышал этим ароматом, будто улыбался бабушкиной светлой улыбкой.
Так прожили они с Сашей и с незримой бабушкой Кирой на даче все лето. В пятницу вечером Коля приезжал, в воскресенье вечером уезжал. Саша не слезал с Колиных рук, не отпускал его ни на шаг и страшно капризничал.
Галя ждала Колю сперва с любовью и тоской. Но вдруг однажды, чистя песком кастрюльку из-под сгоревшей каши, за которую Коля назвал ее чудовищем, она поймала себя на мысли, что до вечернего Колиного поезда еще шесть часов. И тогда наступит покой… И счастье… Ее и Сашенькино. Больше ничье.
Испугалась своей мысли, устыдилась, запретила себе так думать. Но помимо воли была счастлива теперь своим одиночеством с понедельника по пятницу. А Саша заглядывал ей в глаза, прижимался ротиком к ее лицу, такой спокойный, такой умиротворенный, будто тоже был рад, что больше никого рядом нет.
Все сильнее хрипит и клокочет в Сашиной груди. Галя осторожно садится на постели.
Ну вот, закашлялся, заворочался, жалобно заплакал.
Галя взяла Сашу на руки. Так и есть, горячий-горячий!
Да, конечно, она плохая мать. А Коля хороший отец.
Она не должна была заправлять Саше рейтузы в сапожки. Ей не пришло в голову, что Коля поведет Сашу по сугробам. Нет, конечно, не Коля Сашу вел, а наоборот. Потому что Саша всегда идет своим путем и ведет за собой окружающих.
Это Саша повел Колю по сугробам, снег попал в сапожки, и теперь Саша болен. А она плохая мать.
Коля так сказал ей сегодня.
– Саша, кажется, заболел, — этим Галя встретила его дома.
– Та-а-ак, — сердито протянул Коля. – Ну и как же ты его простудила?
– Я не простудила, — робко отозвалась она. – Это наверно, после вчерашней прогулки. У него снег в сапожках был.
Коля раздраженно оторвался от тарелки с супом.
– А у хорошей матери ребенок одет на прогулку надежно. Рейтузы надо было поверх сапог, навыпуск, тогда бы снег не набился. Разве не ясно? Тебе все надо подсказывать.
Он опять принялся за еду, опустив глаза в тарелку. Затем нарочито вскользь глянул, увидел Галино лицо в слезах и заметно повеселел:
– Суп вкусный. Наконец-то научилась готовить. А что там на второе?
Саша, наконец, успокоился на Галиных руках. На лбу выступили капельки пота, и Галя тихо стирает их своей щекой.
Часто он болеет, очень часто. И капризный такой, изнеженный. Нельзя его в ясельную группу, хотя он и умница, и одевается сам, и чисто говорит. Но нельзя. Коля, конечно, прав как всегда.
И хорошо, что она уволилась с работы и сидит теперь дома. Завтра они останутся вдвоем, прижмутся друг к другу, перечитают все любимые книжки, и к вечеру Саша поправится.
Читайте роман Ольги Грибановой «Слепые и прозревшие».