Порой мне кажется, что в последние годы на фоне общемировой травли всего русского совершена диверсия и по отношению русской поэзии.
Запрет на использование глагольной рифмы, пришедший к нам в середине 18 века вместе с мощной волной французской культуры, вдруг вырос из аккуратной рекомендации в жестокое табу, которое затронуло не только глагольную, но и грамматическую рифму вообще!
Собственно, это напоминает общую ситуацию с любым табу. Когда изживающая свой век религия пытается выстоять, она окружает себя массой правил, обязательных к исполнению, массой ритуалов, за которыми исчезает сама сущность веры.
Давайте попробуем проследить, с чего все начиналось.
Западная поэзия очень долго обходилась без рифмы, используя только метрический инструмент создания ритма. Рифма пришла в западную поэзию с востока как трофей крестовых походов. Именно тогда научились западные вельможи мыть руки перед едой, да и мыться вообще. Тогда и рифма проникла в средневековую поэзию и тут же стала занятной игрой, породив интереснейшие формы.
В отличие от западной поэзии, русская народная поэзия всегда использовала рифму. Почему? А потому что язык у нас такой уж богатый на грамматические формы — на редкость богатый. И формы эти образуются именно из окончаний. Это что — плохо? Этого надо почему-то перед всем миром стесняться?
А нам почему-то в XXI веке это вменяется в обязанность. Чтобы кто не подумал, что писать стихи слишком легко.
Может быть, стоит балерине запретить танцевать двумя ногами? Пусть-ка на одной попрыгает, а мы посмотрим!
Или художникам ограничить наполовину палитру — что-то слишком там много у радуги цветов.
В свое время настоящий гуру стихосложения Валерий Брюсов нещадно и жестко критиковал начинающих поэтов за любую мелочь, за неудачное созвучие, за неоправданный ритмический сбой, за избитую метафору. Всем доставалось. Но требование отказаться напрочь от грамматических, да и от глагольных рифм, у него не звучало ни разу.
Как бы там ни было, но поэты, которых убедили в незыблемости этих правил, старательно мучают себя и читателей.
Как танцевать на одной ноге? Можно, если постараться. И вот перед нами старания.
Сергей Ткачев. Нежно-снежное…
Падать не хочет снег – небо его обитель.
Кто ж его вниз поверг? Снег не хотел, — поймите!
Вихрями он кружит, с силою чьей-то споря,
Слой по озимой ржи, слой – по лесам и морю.
Пух голубых небес, будто бы перья птицы,
Ловит ветвями лес, ловят мои ресницы.
Тонкие провода, в помощь снежинкам малым,
Дружно сказали «ДА» — снегу не дав стать талым.
П Р И П Е В:
Жаль, что к снежинкам гири, кто-то силком подвесил.
В материальном мире дух ничего не весит.
Падает снег с моралью, нравственность им вдогонку…
Тьму, отбелив вуалью, грязь и грехи — пеленкой.
Камнем меняют гири, — подлость скупа на якорь.
В материальном мире правда всегда двояка.
Падаем былью в небыль, комьями снегопада.
Люди – снежинки неба, кто же нас сделал градом?
Всюду белым бело, сердце с душой в сугробах,
С неба вовнутрь сошло Солнце и смотрит в оба.
Слепнет оно не я, яркостью чувств любуясь,
Первая колея ищет в снегу вторую.
Крыши весомый вклад, тоже внести пытаясь,
Снегу упасть претят, неба слегка касаясь.
Так вот, людей хотят хитро и незаметно
Выдать за снегопад или хвостом кометы.
П Р И П Е В:
Жаль, что к снежинкам гири, кто-то силком подвесил.
В материальном мире дух ничего не весит.
Падает снег с моралью, нравственность им вдогонку…
Тьму, отбелив вуалью, грязь и грехи — пеленкой.
Камнем меняют гири, — подлость скупа на якорь.
В материальном мире правда всегда двояка.
Падаем былью в небыль, комьями снегопада.
Люди – снежинки неба, кто же нас сделал градом?
НАПИСАНО: 17.01.2021 года 01.10
PS:
Ветви и провода — Руки судеб и нити…
Если хотите — «Да!»…… «Нет», если не хотите.
Кто-то уютно лег, Сверху на нас взирая…
Кто-то — как след дорог, Ниже с судьбой играя…
Во-первых, не получилось ни нежности, ни снежности. Есть жесткая констатация фактов и своего восприятия этих фактов. Нет ничего в ритмическом рисунке, который является главным инструментом создания поэтического образа, — ничего, что создавало бы ощущение нежности.
Поэзия — не проза. Она работает не с фактами, а с ощущениями этих фактов.
Стих весь на жестких, рычащих звуках. Такими звуками хорошо бой описывать: “Швед, русский, колет, рубит, режет…”
Неудачна на мой взгляд попытка сделать из трехстопного дактиля с усеченной второй стопой длиннющий шестистопный дактиль с цезурой посредине. Многостопные строки размазывают и утяжеляют стих — даже зрительно, что немаловажно. И эта операция сращения того, что сращать не надо, видимо, была затеяна, чтобы скрыть грамматические рифмы, оставшиеся внутри строки.
Опасение каким-то образом наткнуться на грамматическую, или прости Господи, глагольную рифму, заставляет автора громоздить трудно воспринимаемые и логически и акустически обороты:
Тонкие провода, в помощь снежинкам малым,
Дружно сказали «ДА» — снегу не дав стать талым.
Тут пришлось нагромоздить странные знаки препинания, чтобы как-то оттенить ритм и смысл, сбивающийся на каждом шагу. В результате смысл фразы совсем исчез. Кому и зачем сказали “Да” тонкие провода?
“не дав стать талым” — это фраза грамматически неуклюжая. Что такое “дать стать талым”? Это по-русски “растаять”. Но ведь глагольную рифму нельзя употребить, значит, будем русский язык коверкать. И ведь даже не произнести такую фразу — язык заплетается.
Запрет на грамматические рифмы сделал припев совершенно вымученным. Автору хочется, чтобы читатель бросился размышлять о заложенных здесь загадках: Кто и зачем подвесил снежинкам гири? Сколько весит дух в нематериальном мире? Почему снег падает с моралью и почему отстала от них нравственность — догнать не может? Откуда вдруг взялся якорь, на который скупа подлость? И лишь последняя строка припева открывает сундучок с отгадкой: снежинки — это, оказывается люди.
Начинаем думать снова: и о подвешенных гирях, и о падении с моралью и нравственностью и о якоре, на который скупа подлость. И логические цепочки в этом клубке что-то трудно поймать.
Продолжаем дальше. Солнце вошло “вовнутрь” — это куда? И куда оно смотрит в какие “оба”?
“Слепнет оно не я”. Здесь знака препинания не хватает, теряется смысл. Если он есть. Почему Солнце вообще слепнет, а я не слепну?
Крыши весомый вклад, тоже внести пытаясь,
Снегу упасть претят, неба слегка касаясь.
Нагромождено столько всего абсолютно непоэтического, из газетно-канцелярской лексики, что взгляд и слух увязает в этой фразе. А всего-то сказано, что крыши не дают снегу упасть на землю. И что? Мучительно вспоминаем, что снежинки — это у нас люди. А крыши тогда что?
Так вот, людей хотят хитро и незаметно
Выдать за снегопад или хвостом кометы.
Кто хочет выдать людей за снегопад? Кто это злодей, гири к ним привесивший? Неужели на Господа Бога намек?
И совершенно невообразимая грамматическая ошибка, создающая полный логический хаос. Откуда вдруг взялся творительный падеж “хвостом кометы”? Поверьте, глагольные рифмы гораздо меньший грех, чем подобные ошибки.
Более или менее внятным получился постскриптум. И как-то хорошо завершил всю эту историю, слегка добавив в нее логической законченности.
Тут следует принять во внимание, что перед нами авторская песня. А песня — это такая вещь удобная, что для нее и слов-то не обязательно: ля-ля-ля, пам-пам-пам — и слушатель все поймет. И даже не обратит внимания, что все это называется “Нежное-снежное”.