Монумент такого масштаба, как «Медный всадник», — это работа, требующая большой ответственности и мужества. Прочие произведения искусства требовательный к себе автор может доделывать и переделывать бесконечно: вносить поправки и дополнения в изданные романы, создавать новые варианты картин и новые версии музыкальных произведений.
В монумент, установленный на площади города, никаких поправок уже не внесешь! Что сделано — то сделано!
Этьен Фальконе был честен и требователен к себе. Поэтому он решил выслушать мнение коллег, прежде чем приступить к отливке монумента.
В мае 1770 в газете «Санкт-Петербургские ведомости» появилась такая заметка:
Итак, Этьен Фальконе впервые открывает большую модель монумента для всеобщего обсуждения. Он ждет конструктивной критики, чтобы можно было вовремя внести необходимые поправки в проект.
В течение целого месяца толпы питерцев ходили по мастерской скульптора, осматривая модель со все сторон. А Фальконе напряженно всматривался в лица. Он ждал какой-нибудь реакции: восторга или неприятия. И очень волновался, не видя большей частью никаких эмоций.
Что делать, таковы эти сдержанные северяне! На самом деле высокой оценкой труда скульптора было как раз это серьезное внимание, с каким зрители рассматривали каждую деталь.
Составить себе правильное впечатление о том, как это будет на самом деле выглядеть, было достаточно сложно: модель была выполнена в гипсе. Представьте себе наш Медный Всадник — белого цвета! Но работой простые зрители-питерцы остались довольны.
А вот критика, точнее, те, кто себя ею воображал, ни в чем себе не отказывала!
Часть вышедших на страницах ведомостей отзывов были резко негативны. И даже в самой мастерской среди посетителей вдруг возникали импровизированные диспуты.
Некий господин по фамилии Яковлев разразился гневной речью. Ему не понравилось все! Что за головной убор! Никогда господин Яковлев не видел такого! Ну, тут он, конечно, прав! Лавровые венки у нас носить ежедневно не принято!
А что это за усы! Что за ужасные усы у Великого Петра! — Тоже понятно, в 70-х годах 18 века в связи с изменившейся модой таких уже не носили!
А во что Петр одет, возмущался оратор, — в русское платье! Петр Первый сам запрещал ношение такого платья!
Тут можно только догадываться, почему этому оратору римская тога, в которую облачен Петр, показалась русским платьем!
Причем, оратор утверждал, что этого же мнения придерживаются еще 500 российских дворян. А молчат, только потому что Екатерина покровительствует этому шарлатану скульптору!
Правда, никто из этих 500 неведомых дворян так оратора и не поддержал. Но шуму было много!
Посетили мастерскую и представители Священного Синода. И тоже высказали свои претензии. Почему это Петр и его конь в два раза больше, чем на самом деле? Кто же это позволил так искажать истину? Можно было бы посоветоваться со знающими людьми о том, какого размера бывают люди и лошади!
Но это все замечания курьезные. Хоть и раздражали они скульптора, но всерьез их воспринимать было глупо!
Но вот и мнения собратьев по искусству, коллег по Академии художеств.
Петра следовало изобразить в латах — такова традиция европейского монумента.
На это Фальконе резонно отвечал, что лат Петр не носил никогда, в самых бурных сражениях он был в своем знаменитом кафтане. Да и образ Петра в латах совершенно менял концепцию. Из императора творца и созидателя Петр превращался в военоначальника! А замысел-то другой!
Въедливые критики отмечали также диспропорции в фигуре, не пытаясь увидеть в целом весь монумент. Эти диспропорции были как раз гениальной находкой скульптора — они работали на создание образа застывшей в движении фигуры.
Кому-то не понравилось, что пальцы простертой руки Петра так странно растопырены! А каким должен быть царственный, повелительный жест?
Но главным для художника было то, что аллегорический смысл памятника оказался для всех понятным и не нуждался в комментариях! Скульптор был удовлетворен! Работа удалась!
Продолжение цикла: В поисках Гром-камня