Рецензия на рассказ И. Щепеткина  «Темная комната, рыжий чемодан»

Рассказ во всем построен традиционно, и это вовсе не является недостатком. Традиционность приемов и образов вполне отвечает вечной теме рассказа.

Идея произведения интересная — о границах духовной свободы и о праве судить. Но ее надо очистить от лишних сюжетных линий и расставить смысловые акценты.

Следует быть очень экономным и не навязывать каждому существительному прилагательное. При передаче размышлений героя избегать книжных оборотов: союзов, составных глагольных конструкций, а также всяких причастных-деепричастных оборотов. Мысль возникает, как вспышка — ей некогда облекаться в слова.

В это время на третьем этаже панельного дома ещё стоял полумрак.

Имеет ли значение для сюжета этаж и способ постройки дома? Этаж, может быть. Может, на 5 этаже светлее, а на третьем темнее. Но важно ли это? А насчет панельности – это точно лишнее. Убирайте все лишние прилагательные.

Правая рука уткнулась в табурет, накрытый газетой с огрызками сала и пустой стопкой…

Странная картина с этим табуретом. Он накрыт и газетой, и огрызками и стопкой – всем этим? Или это газета такая особая – с огрызками и стопкой? Тут надо газету отделить от огрызков, у них разные функции по отношению к табурету.

И в его голове родилось сравнение: «Как на фотобумаге, которую окунули в ванночку с проявителем… А что тогда является негативом?» – подумал он…

«Родилось сравнение» — это совсем лишнее. Просто он подумал.

Следует быть очень экономным и не навязывать каждому существительному прилагательное. При передаче размышлений героя избегать книжных оборотов: союзов, составных глагольных конструкций, а также всяких причастных-деепричастных оборотов. Мысль возникает, как вспышка — ей некогда облекаться в слова.

Солнечные лучи проникали во двор через узкий пролёт между домами,

Не уверена, что «пролет» здесь уместно. Слово «пролет» употребляется в значении  «промежуток между опорами», но если есть сверху крыша. Это надо бы уточнить.

Перешагнув порог балконной двери, нацелил видоискатель на пустую лавочку у подъезда. Последовал короткий щелчок.

– На память, – вслух сказал он, хотя рядом никого не было. Потом подумал: «А ведь, действительно, может быть, я уже никогда не увижу наш двор, это дерево…»

По-моему, это размышление героя тоже лишнее. Все сказано словами «На память». Главное, вслух. Это важно.

Он встал в проходе двери у входа в спальню.

Зачем так сложно? У двери в спальню – и все.

…и только рыжий чемодан и небольшой ящик с фотоувеличителем стояли у входа в чулан. Свет туда не проникал, и это помещение в семье обычно называли тёмной комнатой.

Мне кажется, не стоит объяснять читателю, что в чулане было темно. Наши городские чуланы с окнами не делаются. Вообще-то в городских квартирах не чуланы, а кладовки. Но пожалуй, можно оставить. Так неожиданно звучит и привлекает внимание.

Полураскрытые губы замерли между улыбкой и тем состоянием, значение которого Роман не мог чётко определить, но которое было ему неприятно.

Здесь что-то расплывчатое. Сделайте собственную мысль яснее. Отдельным предложением, чтобы ее подчеркнуть. Она важна, она объясняет следующий поступок.

Это была ошибка, которую он не мог себе простить и которая стала для него нравственным тупиком.

Странное понятие –нравственный тупик. Что под этим понимается? И что под этим должен понять читатель? Дальнейшие угрызения совести героя – это нравственный тупик? Что-то сомнительно.

После этого случая Роман заметил, что отец начал заметно сдавать и не только внешне. Однажды они ехали в полном трамвае, и отец учил, как не уступать место – смотреть в окно, дремать или, на худой конец, читать.

И это к чему относится? Конечно, если подумать, то имеется в виду отцовское «мальчишество». Но это повисает в воздухе без развития мысли.

Отец сидел на корточках на больничной кровати, и скомканная простыня не скрывала его наготы. Он отощал и обезумел.

Лишнее. И так понятно.

В остальном стиль вполне соответствует поставленной задаче, передает мысль достаточно гармонично.

Много ярких деталей, создающих образ. Но в результате слишком много яркости получил герой-рассказчик «Я», которого не должно было быть. На его фоне погасла Марьяна Моисеевна, фокальный персонаж в середине рассказа. Следовало бы добавить этой героине образности.

Рассказ требует значительной доработки сюжетной линии.

Роман был мнительным, много читал и анализировал более ранние события своей юности.

Как-то иначе надо об этом, проще.

Как-то раз он подошёл к соседским ребятам, среди которых был Женька, я и одноклассник Пётр. Мы сидели на лавочке у подъезда и украдкой разглядывали снимки.

А вот здесь начинается настоящая беда! Откуда взялся Я? С появлением Я, рассказ теряет смысл. Все, что было с Романом до этого, никакой Я знать не может. Советую этого нежданного Я выставить за дверь.

Женька принёс эротические игральные карты. Мы внимательно рассматривали их, передавали из рук в руки, посмеивались. Очередь дошла до Романа, и он брезгливо взял колоду. Внезапно появился мой отец и с суровым выражением лица, так мне показалось, вырвал карты из рук.

В рассказе этот самый Я – занятная фигура,  и надо ее сохранить для другого сюжета. И история с игральным картами сама по себя занятная. Но вот здесь она для чего?

Нужно показать брезгливость Романа к порнографии? Да, это объясняет поступок с фотографией отца. Но дальше получается, что эта брезгливость – страх перед наказанием. Такой был замысел? В принципе, эта тема уже заявлена в ситуации с подглядыванием родителей. Может, развить ту тему?

А колоритную историю с картами оставить для другого сюжета с этим Я.

В те годы у меня была патологическая потребность пускать о своей жизни легенды, если, конечно, они не грозили личному благополучию. В душе чувствовал, что небылицы служат оправданием моего незрелого цинизма. Со временем такая потребность прошла, лишь стоило мне начать жить по принципам.

Этот герой Я становится все интереснее, обрастает собственным сюжетом и начинает оттеснять героя на задний план. Это неправильно.

Поднимаясь по деревянным ступенькам на первый этаж к Марьяне Моисеевне – так звали эту женщину, он думал, почему для странных поручений всегда выбирают его. Дверь открыла красивая пожилая женщина с печальными глазами, Роману даже показалось, что она уже всё знает. Переступив порог, он оказался на вязаном коврике, какой последний раз видел у бабушки в деревне.

И вот еще одна очень важная для рассказа история, которую этот Я знать никак не может.

В коридоре висело большое зеркало и увеличивало пространство. Старомодный комод отделял узкий проход от жилой комнаты.

Что-то с этим комодом непонятное. Как он отделял узкий проход? Где он стоял-то: в комнате или в коридоре? Пусть ничего такого не отделяет – не надо!

На комоде Роман приметил фотографию в рамочке – молодая женщина в летнем платье стоит у кромки реки, над водой – лёгкое облако тумана. Точно такой же снимок он обнаружил в рыжем чемодане, что хранился в тёмной комнате на верхней полке.

Тут сбивается последовательность событий. Как будто это все происходят одновременно. А рыжий чемодан был в прошлом.

Роман не стал проходить, в двух словах сказал о смерти отца. Марьяна Моисеевна закрыла лицо ладонями и отвернулась к окну.

Куда проходить? Он все еще стоит в коридоре? И комод, значит, там? А где там, в коридоре, окно?

Он постоял с минуту, промолвил: «Извините, я пошёл» и торопливо прикрыл за собой дверь.

Не годится слово. Оно слишком вальяжное. Надо что-то очень скромное, вроде «пробормотал».

Марьяна вспомнила то утро, когда Платон пригласил её за город. От конечной остановки автобуса они шли по краю леса. Чувствовался запах свежескошенной травы.

Такое пустое слово. Найдите более выразительное. Марьяна же вспоминает о дорогом.

«Отличный может быть кадр!» – подумал Платон и извлёк из кобуры свой «Зоркий», с которым почти не расставался. Последовал щелчок затвора. Платон присел на правое колено и снял Марьяну с нового ракурса.

А вот здесь опять нестыковка. Все это мы сейчас видим глазами Марьяны. это ее воспоминание. И о чем ДУМАЛ Платон, она не может вспоминать. Пусть Платон это словами скажет.

Платон заметил на её плече синяк, догадался о недобром.

– Пойдем ко мне, – сказал он.

Марьяна согласилась…

Ситуация с синяком на плече выстраивает новый сюжет, который этому рассказу не нужен. У Платона уже достаточно оснований пригласить Марьяну к себе – без всяких синяков.

Роман не доехал несколько остановок, выскочил из трамвая и пошёл по запорошенной снегом улице. «Но если размышлять дальше, – думал он, – то те мысли, что в голове у меня сейчас, не возникли бы, проживи я эти годы иначе. И если я люблю себя (а я люблю!), значит, всё хорошо, ошибок не было. Зачем я виню себя? Истинная причина болезни отца могла быть в другом. Ведь он тяжело переживал из-за развала страны, партии, завода, на котором работал всю жизнь… И много пил в последние годы…»

Не надо в таком литературном стиле размышлять.

Роман постепенно успокоился, задышал полной грудью морозным воздухом наступающей зимы.

Перегружено целой пирамидой из трех прилагательных+существительных.

Во время этих визитов мы иногда встречались, вспоминали детство. Зимой город одолевал ковид. Мать Романа не убереглась.

Почему вдруг глагол несовершенного вида «одолевал»? Тут действие свершилось – рухнул на город этот ковид.

 У Романа в голове вертелась мысль: «Зайти к Марьяне Моисеевне или нет?» Но сразу отмахнулся: «А что я ей скажу? Может, она до сих пор ненавидит мою мать? Не буду же я у неё спрашивать, делала ли она тот снимок отца…»

А разве Роман что-то знает об этой ненависти? Об этом нигде не было.

Роман снял со спинки стула модный пиджак (на лацкане – флорентийская лилия) и, широко взмахнув рукавом, протянул на прощание руку.

Это что ж за рукав такой? Что-то я в нынешней голландской моде пропустила?

Смахнув с портрета пыль, я повесил его в кухне на вакантный гвоздь – будет с кем чай пить! Потом бросил вслух, хотя в комнате никого не было:

–Будем жить по совести. Да-с!

Я был растроган и настолько вошёл в роль, что чуть не перекрестился, будто перед иконой.

Хороший такой финал. И заставляет вернуться и поискать в сюжете – как это по-совести.

Интересное это  «хотя в комнате никого не было» — повторилось. Заставляет этого Я стать преемником героя. В чем именно?

Этот Я в рассказе связан исключительно с собственным сюжетом эротических карт – ни в чем другом этот Я не участвует. Тогда зачем ему Достоевский и «по совести»?

Разберитесь с этим Я.

Вот и получается в итоге, что хорошо выстроенный финал относится совсем к другому сюжету. И только рыжий чемодан закольцовывает рассказ достаточно неожиданно. Оказывается, тот табурет с газетой и огрызками, принадлежал жителю Голландии Роману в модном пиджаке с какой-то лилией? Надо бы намекнуть на это в начале. Получилась бы интересное сочетание стопарика на газетке с изысканным пиджаком.

Итак, в целом много ярких деталей, создающих образ. Но в результате слишком много яркости получил герой-рассказчик «Я», которого не должно было быть. На его фоне погасла Марьяна Моисеевна, фокальный персонаж в середине рассказа. Следовало бы добавить этой героине образности.

Рассказ требует значительной доработки сюжетной линии.