День 6 декабря (по новому стилю) 1741 года выдался для русского императорского двора чрезвычайно беспокойным. Граф Андрей Остерман давно предупреждал благодушную Анну Леопольдовну, что готовится заговор с целью поставить на престол Елизавету. Предупреждал он и о том, что заговор готовится на деньги Франции, которые передает через придворного врача Жана Лестока посланник маркиз де ла Шетарди. Не раз Остерман втолковывал императорской чете, что этого подозрительного французского врача Лестока надо убрать из России как можно скорее и избавиться от Шетарди. Зачем России французы! Россия для немцев!
Но Анна Леопольдовна, молоденькая и глупенькая, не слушала Остермана. Она выросла под крылышком у тетки Анны Иоанновны, презиравшей Елизавету за легкомыслие и безалаберность. И конечно, втайне завидовавшей красоте дочери Петра и ее успеху у мужчин.
Но может, потому и оставили Елизавету при дворе, не казнили, не сослали на север, как это частенько случалось при Анне Иоанновне. Кому мешает эта хорошенькая дурочка, надежно отодвинутая от власти, меняющая любовников, как перчатки? Это не соперница императрице!
А Анну Леопольдовну занимало в это время совсем другое. Она вся была в бытовых семейных заботах и в домашнем уюте. Маленькому наследнику престола Ивану Антоновичу, Иоанну VI, было уже полтора года. Три месяца назад родилась у Анны Леопольдовны и дочка. И теперь, оправившись после родов, императрица потихоньку возвращалась к светской жизни. Зачем ей было забивать себе голову всякими неприятностями?
В самом начале декабря Остерман получил очень тревожное письмо из Силезии от своего надежного агента. В письме совершенно определенно подчеркивалось, что заговор готов и все должно случиться буквально на днях. С этим письмом Остерман пришел к Анне Леопольдовне, но та по обыкновению не вдумалась и решила уладить все по-семейному.
4 декабря за карточной игрой в узком кругу приближенных Анна Леопольдовна вдруг вспомнила о письме, позвала Елизавету в свой кабинет и показала ей послание. Спросила весьма строго, что, мол, это ты выдумала!
Елизавета сделала очень удивленное лицо со всей присущей ей артистичностью и уверила императрицу, что и в мыслях у нее такого не было, что все это выдумки недоброжелателей, которые хотят ее опорочить. И Анна Леопольдовна вполне удовлетворилась объяснениями.
Теперь заговорщиком стало ясно, что дальше медлить нельзя. Бедная Анна Леопольдовна сама подожгла фитиль у пороховой бочки, на которой так уютно сидела.
Елизавета вернулась домой и тут же собрала вокруг себя всех заговорщиков. Было решено совершить задуманное в ночь на 6 декабря. Видимо, заговорщики были хорошо осведомлены о ближайших политических планах России. Начало войны со Швецией было намечено, как оказалось, на 7 декабря, и тогда гвардейцы, отправленные в поход, не смогли бы помочь своей «матушке». Возможно, это и было то единственное, что удалось Остерману в попытках защитить власть Анны Леопольдовны. Но приказ опоздал.
На следующий день, 5 декабря, Елизавета поздно вечером получила сообщение, что гвардейцы готовы к бою. Лесток тут же послал наблюдателей во дворец на разведку: не заметно ли беспокойства, не готовятся ли Миних и Остерман отразить переворот военными силами. Но во дворце было спокойно.
А у Елизаветы собрались все ее близкие: оставшийся верным ей старик Василий Салтыков, многочисленная родня матери, Скавронские, Гендриковы, Ефимовские. А также преданные Елизавете кавалеры: Разумовский, Шуваловы, Воронцов. Все они ждали Елизавету, молящуюся в соседней комнате.
Историками высказывалось предположение, что именно в эту минуту она приняла обет уничтожить смертную казнь в России, если переворот удастся.
Помолившись, Елизавета надела поверх платья кирасу, чтобы уберечься от внезапного нападения защитников дворца, и вышла к саням.
Декабрь, ночь. На улицах пустынно и снежно. Снег еще не принято убирать так тщательно, как в цивилизованном 19 веке. Адмиралтейская площадь, где остановились сани, вся в снегу. К Зимнему дворцу подойти можно только пешком или сделать большой крюк на набережную, где может встретиться охрана и поднять тревогу. Пришлось идти пешком по глубокому снегу. И тогда гвардейцы подняли свою «матушку» на плечи и внесли в Зимний дворец.
Ни одного выстрела не прозвучало. Караул тут же перешел на сторону мятежников. Все выходы были перекрыты. Вся операция прошла в считанные минуты.
Как дальше развивались события, историки расходятся во мнениях. Сохранились совершенно противоречивые воспоминания очевидцев, видимо, придуманные для красочности.
Согласно самым красивым воспоминаниям, Елизавета самолично вошла со своими преображенцами в спальню Анны Леопольдовны и ее супруга, чтобы защитить ее от гнева гвардейцев, горевших желанием расправится с ненавистными немцами. Вошла и разбудила спящих супругов не то торжественной речью, не то по-семейному: «Сестрица, вставать пора».
Занятный вариант находим в записках того же вездесущего де ля Шетарди, который, однако, при всем этом событии присутствовать никак не мог, а знал все со слов Лестока. По версии Шетарди в спальне в кровати Анны Леопольдовны был не любимый супруг, а любимая фрейлина Юлия Менгден. Ну, все возможно.
И есть довольно скучный, прозаический вариант, по которому Елизавета не пошла сама в спальню императрицы, а отправила гвардейцев с Лестоком и Воронцовым, строго-настрого наказав не причинять вреда этой семье.
Особенно сложно пришлось с маленьким императором Иоанном Антоновичем, спавшим в соседней комнате. Будить его не смели, боялись напугать священную особу. Поэтому около часа дожидались, когда он сам проснется. Полуторагодовалый малыш проснулся и, и конечно, перепугался, закричал. Тут и пришлось его бережно взять на руки и отнести самой Елизавете, которая тут же заботливо и нежно приняла ни в чем не повинного беднягу.
В целом, действительно благодаря попечению Елизаветы переворот получился на редкость мирным.
Не повезло только маленькой трехмесячной дочке Анны Леопольдовны, в суматохе ее уронили на лестнице, и, как оказалось позднее, она оглохла.
Не повезло также первому министру Бурхарду Миниху. На нем гвардейцы и сорвали весь свой энтузиазм, хорошенько намяв ему бока. Но жив остался, «матушка» губить не велела.
Так началась новая «елизаветинская» эпоха России.
Продолжение цикла: Трубчевск и Трубецкие