Мне повезло в жизни. Я училась на филфаке ЛГУ в те времена, когда там работали настоящие гиганты: Григорий Абрамович Бялый, Владислав Евгеньевич Холшевников. Восходили настоящие звезды : Владимир Маркович МаркОвич, Борис Валентинович Аверин. На их лекции приходило студенчество всего города, вплотную стояли в проходе и у стен аудитории, стояли толпой в коридоре. Это были преподаватели- артисты, завораживали и полетом мысли, и изысканным стилем.

Мне несказанно повезло учиться не у звезды, а у Учителя.

Наша группа попала на просеминар к Геннадию Владимировичу Иванову на третьем курсе. До этого мы с ним не сталкивались. Лекции он читал у дневного отделения. «Дневники» боялись его панически. Говорили, что сдать ему экзамен с первого раза практически невозможно. А студенты группы, которую он курировал, готовы были на него молиться.

Нас, вечерников,  попавших к нему на просеминар, предупредили сразу:  «Теперь взвоете!» Кое-кто действительно взвыл. Свою научную деятельность мы начали с библиографии по выбранной теме. Напоминаю, это была эпоха не только ДО интернета, но и практически ДО доступного ксерокса. Он уже, правда, существовал, но не для простых смертных студентов. Библиография составлялась на библиографических карточках, знаете, такие, с дырочками внизу.  В определенном порядке. Фамилия автора, инициалы. Ниже название. Еще ниже место издания, в кавычках название издательства, год издания. Таких карточек по своей теме надо было наделать не менее пятидесяти штук. А в группе нашей было восемь человек.

Каково же было наше удивление и даже ужас, когда оказалось, что Геннадий Владимирович все эти наши карточки проверил и скрупулезно исправил ошибки. Кто-то забыл кавычки, кто-то перепутал инициалы автора!

Это был первый и очень важный шаг в науку! Мы постонали и привыкли. И научились уважать этот нудный процесс. Только потом, уже в работе над курсовиками, мы поняли, как это было важно.

Геннадий Владимирович был настоящий чеховский интеллигент! Вечно хмурый, даже суровый с виду. Через несколько занятий мы научились видеть его улыбку, улыбался он глазами. Если очень смешно ему было, а чувство юмора у него было тончайшее, то плотно сжимал губы. Но это был человек необыкновенной доброты и щедрости.  У него так и не хватило времени защитить докторскую диссертацию, зато его ученики сейчас доктора наук и профессоры. А он как ученый растворился в учениках.

Мы в его семинаре подобрались разные, с совершенно разными способностями и возможностями. Некоторые из нас уже сокрушались, что зря на филфак пошли – не написать будет дипломную работу! Как? О чем? Непонятно! И над каждым из нас восьми он работал,  буквально  как скульптор, вытачивая из нас то, что задумал, что в нас увидел.

Он ничего не делал за нас! От начала и до конца у нас была полная уверенность, что мы все делаем сами. Только какие-то моменты будто глаза у меня открывались, и я видела, как Геннадий Владимирович ведет студента к нужному пути, умело приводит к собственным маленьким открытиям, которые сам и разбрасывает для студента на дороге.

Так одному моему однокурснику он  вскользь посоветовал обратить внимание на одну деталь  у Достоевского. Эта деталь вывела моего однокурсника на роскошную тему, которая стала дипломной работой, а потом и кандидатской диссертацией!

А как он трудился над нашими курсовыми, терпеливо выискивая «тараканов» и «очепятки»! Сколько раз заставлял переписывать, добиваясь безукоризненной стилистической чистоты! Как радовался, если перед нами вставали вопросы и открывались нерешенные проблемы! Кажется, найденным нами вопросам он радовался больше, чем ответам.

Помню, как я была горда, когда вышла на выводы, идущие вразрез с советской идеологией! Геннадий Владимирович лукаво улыбнулся одними глазами, крепко сжал губы и сказал только:

«Еретическими суждениями балуетесь, Ольга Владимировна». Он всех нас, 22-23 летних называл исключительно на вы и по имени-отчеству.

А результат был такой. Все 8 дипломников его семинара защитились на отлично! А те, кто выбрал себе семинары от «звезд» филфака, нам страшно завидовали! С ними «звезды» не возились!