Старинный стихотворный жанр, родившийся в средневековье, как и рондо, триолет,канцона, баллата и другие архаичные жанры. И точно так же истоки его в народной песне, потому что не существовало поэзии без музыки. По-видимому, твердые формы средневековой поэзии и были связаны с определенным музыкальным ритмом, с определенной мелодией, для каждого жанра своей. А поэтам оставалось только создать свои слова к определенной мелодии.
У Шекспира в его комедии «Два веронца» читаем такой диалог между Дианой и ее служанкой, которая должна убедить свою госпожу прочитать стихотворное любовное послание.
Обратили внимание? Слушать стихи без музыки госпоже утомительно, а вот если их пропеть на какой-то подходящий мотив — тогда так и быть!
К 15 веку самыми популярными остались канцона, баллата и сонет. Если с канцоной и баллатой все было достаточно ясно, эти жанры достаточно свободны по форме, то сонет имеет твердые параметры. И у этих параметров, по-видимому, есть свой автор — Алигьери Данте. В его творчестве сонет приобрел эти самые законченные черты, эти 14 строк особым образом срифмованные и сформированные в строфы.
Каким образом?
Классический итальянский сонет — это два катрена и две терцины. То есть два четверостишия и два трехстишия. Есть и другие строгие требования. Сонет построен на четырех рифмах. Две рифмы на четверостишия, и две рифмы на трехстишия. Изредка встречались сонеты целиком на двух рифмах.
А в рифмовке возможны варианты.
Можно было срифмовать по-итальянски. Перекрестно в катренах и в терцетах:
abab abab cdc dcd
А можно было и по-французски: с кольцевой рифмовкой в катренах и параллельной в терцетах:
abba abba ccd ccd
А можно было и допустить особые оригинальный формы рифмовки в терцетах. Ведь вся прелесть сонета в этом ярком переходе от катренов к терцетам, в «вольте». Две части сонета противопоставлены друг другу, почти конфликтуют. Причем, и в содержании тоже. Первый катрен по классической схеме сонета заявляет проблему, второй катрен ее поясняет, развивает, углубляет. А дальше «вольт» — поэт может вдруг привести контраргумент, поспорить с собой или просто неожиданно сменить ракурс восприятия. И с этой переменой меняется ритм, заключенный в рифме и способе рифмовки. Был упорядоченный, гармоничный — стал рассыпанным, дисгармоничным.
Посмотрите, как выстроил свой сонет Алигьери Данте. Тут можно и не вдумываться пока в смысл. Это стихотворение — настоящая головоломка даже для литературоведов. Но смотрим на рифмовку.
Два катрена с резко разграничивающей кольцевой рифмовкой — и это несмотря на то, что два катрена представляют собой одну фразу.
А дальше должны быть два терцета, но они с помощью особой кольцевой рифмовки слиты в шестистишие: abccba. Так врывается в нежную любовную тему катренов странное мистическое начало, где есть и маг и тайное число тридцать.
А у Франческо Петрарки все более четко и ясно. Он последователь. Схема приобрела твердые границы. Но тоже, как видим, предпочтение итальянца отдано французской рифмовке. abba abba cde cde . И заметили тот самы вольт? «Моя душа простерла к ней крыла» — «Но тщетно — плоть меня обременяла».
Вот она особенность сонета во всей его глубокой лиричности в нем заключен сюжет — некий конфликт.
В 16 веке связь музыки и поэзии окончательно разорвалась. Поэзия выросла в самостоятельный текстовой жанр и с этого начался процесс слияния ее с прозой.
В связи с этим многие твердые формы поэзии постепенно исчезли, так как были напрямую связаны с музыкальным ритмом и музыкальным исполнением.
Но сонету удалось преодолеть этот рубеж и заодно территориальные границы. В 16 веке он пришел в Англию в поэзию Шекспира. И тут приобрел особую форму, которая так и называется — “английский сонет”. Три катрена и одно заключительное двустишие.
Причем требование четырех рифм уже не было принципиальным. Собственные рифмы имеет каждый катрен. Давайте рассмотрим, в чем особенность английского сонета. Ему тесно в рамках двух катренов. Мысль развивается на протяжении 12 строк чаще всего с динамичной перекрестной рифмовкой — как единый поток. И вдруг тяжелые, жесткие, как кирпич, заключительные две строки. Итог, вывод! Мощная точка в двустишии с параллельной рифмовкой.
Вот так у Шекспира.
Добрые, нежные любовные строки, где конфликт старости и молодости разрешается в союз матери и ребенка. Все прекрасно, гармония сложилась.
И вдруг тяжко и жестоко падающие строки последнего двустишия. И уже нет гармонии матери и ребенка — есть фатальность любви.
А дальше в истории сонета начинается что-то непонятное.
Обратимся к стихотворению Пушкина “Сонет”. К этому стихотворению эпиграф из стихотворения английского поэта Уильяма Вордсворта, старшего современника Пушкина.
Странно поставлена проблема, вам не кажется? Почему это сонет в 19 веке можно было презирать? За что?
Что произошло за эти два века?
17 век в Европе — это расцвет классицизма. Лирическая поэзия практически сошла на нет. Она стала ненужной.
Что осталось от поэзии? Драматическая поэзия — чтобы приятнее было слушать происходящее на сцене. Одическая поэзия — чтобы услаждать слух сильных мира сего. Своего рода ритуальная поэзия, где богов заменили монархи и высшие государственные чины. Поэзия повествовательная — то есть, поэмы, идиллии, эклоги. Сюжетные истории на исторические, мифологические, пасторальные темы.
Заметим, классицизм очень любил все крупное, и что самое главное, все полезное. Это очень рассудочное направление культуры. У любого явления должно быть логическое обоснование и своя сфера применения.
Для чего живопись и скульптура? Чтобы изображать тех, кто достоин изображения — в назидание потомкам. Чтобы изображать мифологические сцены, где опять-таки обязательно что-то происходит. Средневековая аллегоричность практически сошла на нет. Только конкретика. Ну и отчасти натюрморты. Это уж фламандцы и голландцы любили — чтобы украшалась столовая и возбуждался аппетит.
Для чего музыка? Для пения и для танца на балах. А также ритуальная — для церковных служб. Музыки самой по себе не существовало.
Вот так и литература должна была приносить практическую пользу. И этот принцип оказался весьма живуч. Его восприняли и в следующей культурной эпохе — Просвещении.
Это было время прозы, очень полезной прозы. Литература должна учить чему-то очень полезному.
В российской культуре, которой пришлось буквально в считанные годы проходить несколько европейских культурных эпох, это неожиданным образом отразилось в творчестве Михаила Ломоносова. Он писал оды Божьему величию, чтобы изложить в стихах свои научные гипотезы. Он писал оды вельможам, чтобы изложить какие-то технологические процессы. И умудрялся делать это блестяще.
А вот вам отрывок из “Персидских писем” Шарля Монтескье, писателя и философа, который стоял у истоков эпохи Просвещения. Его герой рассуждает, причем очень разумно и здраво о том, зачем нужны различные жанры поэзии: эпической, драматической, сатирической. А вот о лирической поэзии.
И тут не стоит смущаться тем, что это говорит некий герой книги. Герои произведений для писателей эпохи Просвещения нужны были только затем, чтобы поведать авторскую точку зрения.
Как мы видим, коротенький из 14 строк сонет, оказался в эти культурные эпохи совершенно бесполезным. Что там выскажешь полезного на таком объеме?
А вернулся в литературу сонет в конце 18 века в эпоху сентиментализма, когда темой литературы стал внутренний мир человека. Вот здесь и возродился сонет с его метафоричностью, с его способностью в минимуме слов высказать глубокое содержание. И принес его в только-только рождающуюся русскую поэзию Василий Тредиаковский, незаслуженно осмеянный потомками.
Пушкину этот жанр очень нравился своей строгой оформленностью, четкими рамками, в которых можно было двигаться вглубь, а не вширь.
И именно из формы сонета он создал собственную форму, которую назвали онегинской строфой.
И конечно, сонет вместе с другими средневековыми формами буйно расцвел в начале XX века на волне всеобщих поисков новых ритмов и образов.
Но что самое интересное, благополучно преодолев поэтическое безвременье середины советской эпохи, сонет явился, как птица феникс к концу XX века. И поэты активно используют эту форму, изобретая особые разновидности.
Что поделаешь! Новому времени, тяготеющему к прозе нравится размывать границы твердых форм. В какой мере эти формы заслуживают право называться сонетами — это пусть решают теоретики. А поэту должно быть просто приятно написать не простой сонет, а «безголовый» или, наоборот, «хвостатый»!
Еще об одной интересной форме следует рассказать. Это для тех, кому уж очень тесно в 14 строках. Как вам такая форма — венок сонетов? Это пятнадцать сонетов, каждый из которых может быть рассмотреть и отдельно, но которые представляют собой одно целое. И эта связь достаточно жесткая. Каждый следующий сонет начинается со строки, которым заканчивается предыдущий. А последний пятнадцатый сонет состоит из первых строк всех 14 сонетов.
Схема непростая. Особенно если избрать не английский, а итальянский вариант с повторяющимися рифмами. И что самое сложное, сонет — это не сюжетное произведение. Это описание-рассуждение. Значит, тема должна быть такова, чтобы этого рассуждения хватило на 14 сонетов. Если не выстроить заранее эту логику рассуждения, то венок превратиться в бессильное топтание на одних и тех же мыслях и образах.
Я сама столкнулась с этим, когда попыталась создать такую форму. Получился венок сонетов «Белая ночь». Не знаю, насколько удалось мне избежать топтания. Наверно, не удалось.
Еще более изощренная форма «корона сонетов». Это 15 венков сонетов точно так же скрепленных. А всего выходит 225. Встречала это чудо несколько раз, но каждый раз с огромным разочарованием. Игра не стоит свеч. Или нужен такой ОГРОМНЫЙ ПОЭТ, мысль которого требует таких мощных форм.
Но в том-то и прелесть классического сонета в лаконизме его формы. 14 строк — и уложите в них свою мысль!