В повести «Дуэль» А.П.Чехов подарил своему герою странную, почти немотивированную возможность духовного перерождения, за что в течение десятилетий был осуждаем критикой и литературоведением.
Да, Иван Лаевский на протяжении всей повести до самой дуэли без конца кается, без конца смакует свою духовную искалеченность и демонстративно осознает свою вину перед Надеждой Федоровной и собственной судьбой.
Но осознание вины не обязательно означает для Чехова возможность возрождения. Совершенное преступление мучает героя «Драмы на охоте» Камышева, но возрождения не происходит. Отлично сознает свою суетность герой «Рассказа без конца», способный рисоваться в трагические минуты, — но не меняется.
Испытывает потрясение герой рассказа «Верочка» Огнев, открыв в себе холодность, приносящую горе другому человеку. Но «возрождения не происходит и в этот раз.
В каких же случаях герои Чехова ломают привычный уклад своей жизни, чтобы начать жить по-новому? Это происходит без всяких видимых причин, вопреки обычным законам логики. Герой рассказа «Нищий» Лушков и сам не может объяснить, почему он изменился и перестал пить, глядя, как работает за него кухарка Ольга, то браня, то жалея. А «возрождение» героя рассказа «Огни» Ананьева происходит тогда, когда герой, как кажется, уже отрезал себе путь , сжег все мосты. И Ананьев, осознав, что им «совершено зло, равносильное убийству» (т.VII, стр.134), возвращается в город, откуда так торопился бежать, к брошенной им женщине. Точно так же неожиданно и «возрождение » Лаевского в «Дуэли».
Отметим интересную деталь: Чехов наделяет Лаевского многим из того, что сам не любил в людях. В 1886 году в письме брату Н.П.Чехову он говорит о том, каким должен быть воспитанный человек. И сопоставим это с описанием обеда в доме Лаевского, где он жестоко третирует свою гражданскую супругу, мысленно хваля себя при этом за то, что старательно сдерживается.
В том же письме к брату Чехов пишет: «Они уважают чужую собственность, а потому и платят долги». И вспомним, с какой легкостью занимает деньги Лаевский, не имея возможности отдать.
Широко известно, как болезненно относился Чехов ко лжи. В том же письме брату находим: «Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет его в глазах говорящего». И вспомним, что события в повести развиваются так, что «маленькая ложь», ценой которой Лаевский собирается купить «большую правду», а точнее, попросту сбежать от Надежды Федоровны в Петербург, вырастает в огромную «гору лжи», которую герой вынужден будет совершить.
Чехов в письме отмечает и другую разновидность лжи: «Они /воспитанные люди/ не рисуются, держат себя на улице, как дома, не пускают пыль в глаза меньшей братии…» И вспомним, как самозабвенно играет на публику Лаевский.
Далее в письме: «Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают… Из уважения к чужим ушам они чаще молчат». И вспомним, как назойливо изливает душу Лаевский в первой главе повести.
И заканчивает Чехов жестким, актуальным на века приговором.
Вспомним любимые фразы Лаевского: «Я натура вялая, слабая, подчиненная», «Я пустой, ничтожный падший человек». Обратите внимание на это трехчленное в обоих случаях определение. Лаевский бессознательно строит красивую форму, обличая себя, он собой любуется, как героем некоего романа, который когда-нибудь напишет.
Вся острота и трагедия событий повести разворачивается на фоне особого отношения Лаевского к женщине, которую он разлюбил. Сопоставим это с письмом писателя к брату Александру, написанным в 1889 году.
Главная черта Лаевского — несомненно безволие, бесхарактерность. Это особо оттеняется сильной и волевой личностью фон Корена. Но посмотрите, какая выстраивается интересная цепочка деталей, рисующих отношения Лаевского с добряком доктором Самойленко.
Лаевский понимает, что Самойленко неприятна его назойливая откровенность и спешит извиниться: «Извини, брат, что я посвящаю тебя в свои тайны, но мне необходимо высказаться».
Лаевский не может не понимать, что Самойленко устал на пикнике и хочет спать, но все же будит его во втором часу ночи, изливает душу и не дает уснуть, потому что ему самому не спится.
Лаевскому срочно нужны деньги на свой побег в Петербург. Он просит, извиняется, обещает. Но проходит день, и он начинает требовать, а оправдываться приходится уже доктору Самойленко.
На что Лаевский отвечает уже откровенным хамством: «Не понимаю, как это у доктора могут не быть деньги!»
Таким образом, перед нами картина парадоксального явления, скрупулезно исследованного Чеховым: слабоволие делает человека деспотом. А от деспотизма уже недалеко до преступления. И нравственное падение Надежды Федоровны в повести выглядит во многом истинным преступлением Лаевского.