Рецензия на рассказ Серея Конашина «Лишний круг»

Впечатление двойственное.

С одной стороны это прекрасно написанное произведение: умно, ярко, образно. Композиция построена так мастерски, что можно на этом материале читать лекции студентам филфака. И выстроена эта композиция в строгом следовании идее. Герои интересные, нестандартные, неожиданные, причем, в героях оказался даже Дмитрий Губерниев, да еще и как  обосновался! (Надо бы ему материал отправить — может, спонсировать возьмется!)

Идея рассказа, еще не ясная с первых страниц, прорастает и тянет читателя за собой. А дальше крепко держит блестящим приемом постоянно прерываемого рассказа — и держит до последних строк.

И эти последние строки ошарашивают в самом неприятном смысле этого слова.

Будто шел-шел читатель по прекрасной удобной дороге: погода, пейзажи, настроение — все супер! А пришел  совсем не туда и озирается в недоумении. Как же так? Дорога была такая хорошая!

Так что же это была за идея? Пытаюсь разобраться, опираясь исключительно на текст, поскольку читателю опереться больше не на что.

Фокальный персонаж рассказа — “немолодой, но всё ещё активный” Артур Васильевич Круглов. Конечно, можно бы тут уже споткнуться и задуматься, зачем человек с хорошим русским именем Василий Круглов, таким гармоничным и умиротворяющим именем, назвал сына Артуром?

И можно было бы и не спотыкаться на этом, если бы еще не одна деталь. Артуру 53 года, но он носит длинные волосы.  “Он специально не стригся, чтобы люди знали, что у него всё ещё растёт шевелюра, хоть и седая”. Такой вот дисгармоничный человек: имя в конфликте с отчеством, волосы с возрастом.

И этот не вписавшийся в гармонию человек в 36 лет одинок и переживает кризис среднего возраста. Удобный такой кризис, под которым можно понимать, все, что требуется. В 36 лет?

А в 34 он ждет, что кто-то его заметит. “Я считал себя неплохим фруктом, и меня угнетало, что девушки не понимают этого. Что им нужно это доказывать. Я даже подумывал завести анкету на сайте знакомств, но смог удержаться, посчитав это ниже своего достоинства. Правда других способов у меня не было. Дошло до того, сын, что я перестал читать в троллейбусах, пялясь на девушек поверх книги, мечтая, чтобы кто-то из них ко мне подкатил”.

Обращаем внимание: это монолог героя. Это он о себе. Вот так постепенно фокальный персонаж отвоевывает себе позиции рассказчика.

А рассказчик для читателя — особая статья. Это любимец и баловень. Читатель его воспринимает почти как себя самого и заранее готов все ему прощать. Это на первый взгляд очень удобно. Хочешь, чтобы читатель полюбил героя — используй первое лицо. На самом деле, тут сплошные подводные камни. Если задача автора в том, чтобы герой был неправ, выбрал неверный путь, то выстроить такого героя в монологе достаточно сложно.

Итак, это всего лишь рассказ фокального героя Артура о себе. Рассказ пятнадцатилетнему сыну о том, какую роль в его, сына, существовании сыграл… лишний круг. Неожиданность, которая заставляет Томми хоть в перерывах между трансляцией матча по биатлону прислушиваться к рассказу.

А рассказ-то не по возрасту. Это рассказывает человек, у которого три любимые вещи в жизни: сын, жена и биатлон, и предназначена-то исповедь для совершеннолетнего Томми, как и договаривались с женой, а не для нынешнего, пятнадцатилетнего. И рассказывается, по-видимому, не для того, чтобы истину открыть, а … чтобы восстановить собственное душевное равновесие.

Это душевное равновесие будет назойливо появляться в размышлениях героя на каждой странице. И эта назойливость так прекрасно выстроена, что читатель к концу рассказа начинает злиться. Так автор умело, исподволь подводит нас к переоценке общепринятой любви к этому навязанному нам комфорту.

Равновесие — это когда стрелка весов на нуле, движения нет. А отсутствие движения — это небытие.

К этому небытию герой подходит постепенно. “Представь, что идёт гонка, но у неё нет конца. Нет цели”. А поиск этой цели, рассуждает герой, может привести, как запланированному финишу, так и к смерти. Почему у героя в 30 лет эта цель исчезла? И была ли она?

Герой пытается удержаться в этой жизни характерным образом — “выпендривается”. То есть пытается внешним видом, манерой говорить, выйти из одного стандарта в другой.  Вспомним, что и теперь ему эти длинные волосы нужны за этим же: создать иллюзию конфликта, который является признаком жизни.

 

Артур в своем монологе педантично отмечает шаги к смерти: в 32 года начал выпивать, в 33 — невралгия грудной клетки и камни в мочевом пузыре. 34, 35, 36 — депрессия все глубже и глубже.

Средство от депрессии вычитано в умных книгах — спорт. ”Томми, запомни раз и навсегда, спорт – лучшее лекарство от грусти. Я занялся спортом!” Кажется, тут и не поспоришь. Но как же ехидно заставляет читателя автор взглянуть в этот момент вместе с героем на экран, “где показывали деда, скачущего по корту с теннисной ракеткой. Он рекламировал чудо-мазь, которая делает суставы вечными”. Убийственная авторская ирония — приговор герою.

 

И вид спорта выбирает Артур? Самый душевноравновесный — бег на длинные дистанции. Он опять отказывается от решения проблем, не ставит цели. Он бежит по кругу — в никуда. Тело занято — дух в бездействии.

И вот трагедия. Лишний круг на тренировке стал причиной гибели ребенка. Герой оправдан: да, мать не уследила за девочкой, внезапно выехавшей на самокате. Да, сам Артур попал в больницу с сотрясением мозга и сломанной рукой.

Но вернулась депрессия на круги своя и привела к самоубийству. Если спорт вначале победил дух, отключив его активность, то теперь больная душа одержала победу и потребовала уничтожить тело.

Внимание! До сих пор все развивалось хоть и трагично, но совершенно понятно и близко по-человечески. Таким путем герой не мог не прийти к самоубийству.

Спас неравнодушный гражданин, тренер по биатлону: “Починил”. Блестящее слово! Браво! Личности уже нет. Остался некий духовный механизм, который вполне можно починить, чтобы проблем не доставлял.

В чем эта починка заключалась? Тренер подсунул нашему герою идею оправдания духовной мертвечины под названием “душевное равновесие”. И что интересно: в бесконечном рассуждении героя об этом равновесии то и дело проскальзывает мотив смерти:

“я кристально чётко понял, что я – биатлонист, а Катюша – мишень…” — яснее, кажется, и не скажешь! И вдруг продолжение фразы ставит все с ног на голову: “я просто обязан сделать её чёрную жизнь опять белой”. Вот так оно в биатлоне: выстрел — и черное становится белым. Смерть решает проблемы и устанавливает искомое равновесие.

 

И вот перед нами герой в 53 года. Первое в жизни — это сын, второе — жена. Но жена в последнее время покушается на душевное равновесие. Где-то между строк читаем, принимая во внимание все то же душевное равновесие: жена стала помехой.

Значит, остались сын и биатлон. И на протяжении всего рассказа перед нами разворачивается сражение: кого же ты, сын, больше любишь, меня или биатлон? Но и это сражение само собой затухает, не позволяет себе Артур обижаться на равнодушие сына к его страшной истории.

И совершенно не беспокоят их в этом душевном равновесии гудки машин за окном.

А за окном результат великого душевного равновесия. Лишний круг, сделанный героем вокруг дома, чтобы не наступать на опасный участок, потому что ждут сын и биатлон и некогда вызывать аварийную службу, — стал причиной гибели жены.

 

И совершенно чудовищный финал. Герой, оберегая душевное равновесие, скрывает от сына гибель его матери и уводит в ресторан отмечать удачный матч. Его обоснование своей позиции поразительно: “Отец обернулся и увидел единственного сына: лишний круг дал его, лишний круг забрал своё – вот, где настоящее равновесие. Теперь оно – в сыне, а Катюша оказалась лишь инструментом. Это было горько осознавать, но зато у Артура появилась высшая цель – сделать из Томми человека: достойного гражданина и великого режиссёра”.

 

Жена оказалась инструментом? А может, и была с самого начала?

Сложный вопрос.

Заметим, каким сугубо логическим путем приходит герой к мысли, что любит Катюшу.

“…я просто обязан сделать её чёрную жизнь опять белой. Я вдруг понял, что люблю Катюшу. Она стала моей дорогой к финишу”.

Любит — потому что это укладывается в сложенную им схему душевного равновесия. Но роль-то Катюши в этой схеме — мишень. Как только жена покушается на душевное равновесие, она становится лишней.

 

И вот тут мы подходим к самому странному и, прямо скажем, неудачному моменту рассказа. Герою, чтобы построить свое душевное равновесие, нужно сделать Катюшу счастливой. Как? Путем женитьбы на ней как основного признака любви. Объяснил же он себе, что любит. Значит, делаем Катюшу счастливой во что бы то ни стало. Так же неотвратимо, как выстрел по мишени.

 

До сих пор наш герой не принимал никаких самостоятельных решений. Даже самоубийство как-то не выглядит решением — это будто само случилось, так как не могло не случиться. И вот оно первое, судьбоносное — письмо. Очень странное письмо. Хотя герой и в свои 53 года этим письмом горд — настолько хорошо его продумал. Основной аргумент — общая любовь к томатному соку.

Этот томат — еще один герой рассказа. Даже сына назвали в его честь. Томат не отпускает героя, как идея фикс. А появляется впервые, кажется, в виде томатной брошки на груди кассирши Катюши.

Что это за навязчивая идея? Что хочет донести до читателя автор? Это образ крови, связанный с образом мишени? Это знак того, что кровь — цена душевного равновесия?

Как бы то ни было, письмо, напоминающее бред, написано и отправлено.

 

И вот он логический провал! Как могла Катюша откликнуться на это письмо, порой звучащее, как издевка?

А есть ли у автора ответ на этот вопрос? Хочется думать, что есть — только ответ читателю не донесен. Но возможен и другой вариант: автор, точно так же, как и его герой, пренебрег Катюшей как очень второстепенной деталью в структуре рассказа. Такое складывается ощущение, что она — мишень не только для героя, но и для автора.

Интересно, что Катюша действительно не вписывается в логику этого рассказа. Попытка автора дать слово этому персонажу, как-то проявить и оправдать свое существование, неминуемо разрушило бы построенную композицию, где все детали ювелирно пригнаны друг к другу.

Как поправить эту ошибку? Может быть, сам автор должен додумать причины, побудившие Катюшу стать женой убийцы своей дочери? Томатный сок тут убедителен для героя, но не для читателя.

А когда эти причины будут хорошо поняты автором, то найдется и решение проблемы.