Когда-то древнему человеку, для того чтобы впасть в священное медитативное состояние, было достаточно ритма, из которого родилась музыка. Музыка притянула к себе и слова, которые хотелось спеть. Так из лона музыки родилась поэзия, и долгое время не существовала без музыкального фона.
Русская литературная поэзия не знала этого долгого периода взрастания из музыкальной, песенной формы. Русская песня была всегда, но существовала вне литературы. А литературная поэзия пришла к нам в конце 17 века из польской культуры в виде силлабических виршей. Пришла как уже сложившийся текстовой вариант литературы.
Европейская поэзия несколько веков росла из песенного жанра, пока к 15 веку не отделилась окончательно от музыки. Но свойственная песне строфическая форма с рефренами сохранилась во многих старинных поэтических жанрах.
Таким жанром было рондо. По своей структуре это более развитая форма триолета.
Как мы помним, в триолете рефреном звучит дважды повторенная первая строка восьмистишия.
Этот двойной повтор мы находим и в рондо. И еще одно общее с триолетом свойство — это стихотворение на двух рифмах
Характерная особенность рондо — дисгармоничное, нечетное количество строк. От девяти до 17 и более. А рефреном в рондо оказывается не целая первая строка, а ее первые слова или даже одно слово. И этот рефрен повторяется дважды в виде усеченной строки — в середине стиха и в конце.
И еще одна выразительная дисгармоничность рондо. Его строфы разные по количеству строк. И рефрен в середине стиха отнюдь не делит его пополам. Эти две части стиха разные по объему.
Здесь рефрен имеет такую же роль, как и в триолете, притягивая наше внимание к повторящемуся образу. Но «оборванность» рефрена создает особое впечатление мелькнувшей мысли, недосказанности, скрытой тревоги.
Самая короткая, девятистрочная форма рондо может и не иметь внутреннего рефрена, как это получилось у поэта Серебряного века Бенедикта Лившица.
Обратите внимание как затейливо и непредсказуемо возникает здесь вдруг рифма с гипердактилическим окончанием: неистовая/перелистывая/аметистовая. Она разрывает плавное течение рондо и создает свой уникальный ритм.
Вот одиннадцатистрочное рондо Валерия Брюсова.
Ключевое слово «плачу» поэт вписал и в окончание второй строфы, так что создалось впечатление не двойного, а тройного рефрена.
Вот пятнадцатисточное рондо Михаила Кузмина.
Тонкая стилизация под куртуазную поэзию средневековья с пасторальными оттенками. И при этом напряженность духовной жизни и надлом, так свойственный поэзии Кузмина. Как нельзя лучше это передано старинной формой рондо, чтобы создать некий вневременной образ любви.
А вот еще более крупная форма того же автора.
Совсем иной стиль, свойственный французской прозе 18 века с ее неспешными разворачивающимися фразами даже в самых драматически напряженных момента. Перечитайте бессмертную повесть аббата Прево «Манон Леско», и оцените ювелирность стилистической отделки рондо, созданного Михаилом Кузминым.
И еще одно рондо Михаила Кузмина, загадочное, мистическое. И рефрен «Твои шаги» звучит эхом. Сон или медитативный экстаз. В первой строфе глаза видят и уши слышат реальный мир, но вот звук шагов вверг героя в сон наяву — и больше реальности нет.