Слепые и прозревшие. кн.2. ч.4 Рассвело. гл.8
Александр Морозов чувствовал себя Колумбом. То, что делал он за эти последние десять лет, было первыми шагами по открытой им земле.
И как положено в истинном приключении, только-только увидя свою землю в туманной дали, он на радостях чуть не сел на мель. Но кто-то там с небес его как всегда хранил.
Закончив свой дипломный фильм, он почти равнодушно выслушал свою долю похвал и деликатных намеков на неформат и некассовость, собрал чемоданы и вернулся в Петербург с Наташей и трехлетним Колястиком.
Вообще-то им следовало подождать. До рождения новенького Морозова. И это должно было состояться где-то очень скоро, совсем скоро. Но Наташа рвалась домой, в Питер, и уверяла, что чувствует себя прекрасно и ничего с ней не случится. А Саша, чувствуя близость забрезжившей земли, уверил себя, что она права. Ей же лучше знать, как она себя чувствует.
А если ждать родов, то потом еще месяца два-три придется прожить в Москве, пока с малышом будет более безопасно передвигаться.
Конечно, Наташа переоценила свои силы, и из поезда на Московском вокзале ее вывыволокли вдвоем: Саша и Петруччо, подъехавший с Галей на старенькой дедушкиной «вольве». Мама Галя, хватая ртом воздух, несла на руках перепуганного ревущего Колю.
– Роддом здесь какой поближе?
– Разберемся, — хмуро кивнул Петруччо и, нигде не задержавшись, доехал за считанные минуты.
В приемном покое заахали, закричали, тут же выгнали всех лишних за дверь, и спустя несколько минут послышался младенческий плач. Там за дверью взволнованно переговаривались, звонили по телефону, бегали, гремели больничной каталкой.
А перед дверью бегал Саша. Петруччо ворчал, Саша огрызался, Галя сидела на стуле бледнела, краснела и плакала, а Коля дремал у нее на коленях.
Так родился сынок Валерка.
Когда, наконец, добрались домой, Гале стало так плохо, что Петруччо бросил внизу чемоданы, и подхватив ее под руки, почти внес наверх.
А там наверху уже стоял перед дверью Николай с упаковкой таблеток и стонал:
– Галюша… Галюша…
Живо перехватил Галю из рук Петруччо и втащил в квартиру. Уложил, сунул в рот таблеточку и крепко сжал ее руки в своих.
– Саша, как ты мог… Легкомыслие какое… — сказал он, наконец, негромко, боясь потревожить жену.
И Саша понял, что папа уж обо всем откуда-то знает. И как всегда не удивился.
Через несколько дней, придя в себя после этого приключения, Саша рассказывал домашним о своих великих замыслах. Галя удивленно качала головой. Деда Толя, казалось, не слушал, он блаженствовал: на руках у него сидел правнук Коля и рылся обеими лапками в его бороде.
Петруччо слушал, хмурил лохматые брови и, наконец, вымолвил:
– Одного художника мало. Я со своими поговорю,
– Но ты хоть как? Со мной?
– А куда я денусь.
– Программеров через Павлуху буду искать.
– Алегзандррро, мой совет, ищи самых придурковатых, вроде тебя.
– Вот спасибо-то!..
– Не, я серьезно. Начать-то придется с нуля. Денег мы на этом еще долго не увидим. Умный на такое не пойдет.
– М-да. Это верно.
– С чего начинаем-то?
– Дед, ваши с Петручей акварели не потерялись?
– Ну что ты, как можно! Я думал выставить их. Там было несколько очень удачных.
– Вот с этого и начнем.
– А давайте! — воодушевился дед, выпутывая бороду из Колястиковых рук. — С деньгами помогу.
– Ох, папа, — ласково погладила Галя его по плечу. — Мы с тебя совсем по миру пустим.
– Галчонок мой, а на что же мне еще деньги? Только на игрушки для внуков! Только как же все это будет называться? Музыкальная анимация? Компьютер-мьюзик?
А дед Николай как всегда смотрел вперед спящими глазами и улыбался.
В этот вечер нога Колумба впервые коснулась мокрого прибрежного песка незнакомой земли.
Успех первой их работы превзошел все ожидания. На Сашу свалилось сразу столько документации, счетов, договоров и заявок, что он в ужасе чуть не сжег все свои корабли, чтобы снова стать мирным домоседом.
– Тебе нужен коммерческий директор, — задумчиво сказал ему папа Коля, глядя спящими глазами на терзания сына. — Алешка Русаков что-то подходящее заканчивает, возьми его в дело. А Аленку в секретарши.
– Вот это да! — расхохотался Саша. — Клан Морозовых-Русаковых проект забацал! «Морозорусак», или «Русакомороз», «Русмор», «Моррус». О! Звучит клево! Моррус!
За пять лет «Моррус» стал солидной студией с бойкой командой программистов под руководством лысеющего Павла Русакова. А был там еще штатный музыковед, отчаявшийся в свое время найти работу. Была мастерская с тремя умельцами, готовыми хоть блох подковывать.
Хотел Саша себе еще и психолога толкового приобрести, перепробовал четверых, но как назло все оказались неуживчивыми занудами и попытались навязать студии свои вкусы.
Тогда Саша набрался нахальства, пошел на прием к ректору духовной академии, где в юности посещал лекции для светских слушателей, подробно рассказал о своих замыслах и попросил благословения. Благословение ректор дал, помощь пообещал.
С тех пор раз в неделю в Сашину студию приходил русобородый Володя с такими ясными голубейшими глазами, что все улыбались ему в ответ.
Вокруг них стали происходить удивительные вещи. Сначала они стали гвоздем сезона у российского бомонда, потом заинтриговали молодежь. Стало вдруг престижно зависать под Моррус.
Пресса настороженно молчала, не зная, как отнестись к такому неформатному явлению в шоу-бизнесе. Но потом появился почти полнометражный фильм «Каста Дива. Семь вариаций».
Студентка консерватории беленькая, как феечка, Серафима Астахова готовила для экзамена эту волшебную арию из «Нормы». Мама Татьяна Алексеевна и папа Кирилл Петрович, гордясь талантом дочери, приглашали родных и друзей — вроде как к себе приглашали. А родные и друзья слушали из-за стены нежное сопрано и вздыхали:
– Ну и Симочка, ну и талант!
Но двоюродный братец Саша Морозов, послушав некоторое время из-за стенки, уверенно шагнул к ней в комнату:
– Симушка, здравствуй, малыш! Извини, мешать тебе пришел, но дело серьезное у меня к тебе. Сижу вот полчаса и слушаю. Ты спела Каста Дива пять раз и все по-разному. Да?
– И что? — удивилась Симочка.
– Предлагаю вот что…
Так появились семь вариаций, исполненные небесным голосом студентки Симочки. И тогда пресса дрогнула и застенчиво заговорила о новом виде искусства, рожденном новым веком.
Студии, подобные Сашиной, повыскакивали было, как пузыри на лужах. Но оказалось, не так это просто: классическая музыка не давалась халтурщикам и не терпела пошлости.
А там захлопали крыльями и зарубежные специалисты. Их прогрессивная медицина, ищущая новые пути, открыла уникальное тонизирующее воздействие видеокассет Моррус с факсимильной подписью самого Александра Морозова. И тут же начала лечить с их помощью депрессивные состояния, наркоманию и ожирение.
Да и недоверчивая российская медицина все же отметила улучшение физического и психического состояния среди фанатов Морруса. А министерство образования разрабатывало новые школьные программы, использующие диски Моррус.
Дети, молодые, взрослые, старики вдруг начали петь. Недосягаемая прежде высокая музыка сошла к ним на грешную землю и заговорила человеческим языком, наполнила до краев пустые души и позвала за собой. И пошли люди за нею, теряя по дороге злобу, алчность, подлость — весь мусор души, вымытый Музыкой, учась на ходу вере, надежде и свободной от секса любви.
А дома ежедневно после полуночи ждали Сашу вечно влюбленные Наташины глаза. В редкие выходные его с трех сторон обнимали детские руки: старшего, десятилетнего Коли, среднего, первоклассника Валерки, и маленькой Аленушки, заглядывающей в его сердце любящими Наташиными глазами и проникновенно поющей: «Па-апуська моя!»
После такого выходного Саша чувствовал, что может горы свернуть, дерзкие замыслы начинали клокотать в нем, лишая сна. Он в сотый раз пытался перечислить на бумаге все проекты, которыми надо заняться в первую очередь, и потешался над собой: жизни на это не хватит!
Открытая земля лежала у его ног, нетронутая, неизведанная, со всеми своими горными грядами, лазурными озерами, джунглями и пустынями. А он за оставшееся ему в жизни время успеет лишь прогуляться по прибрежной полосе, жуя бананы, падающие в руки.
Это судьба каждого Колумба, что ж поделаешь!
Читайте роман Ольги Грибановой «Слепые и прозревшие».