Слепые и прозревшие. кн.2 ч.4. Прозрение. Рассвело. гл.1
Ух, весна какая! Славная, веселая! Хочется все стены посокрушать и сплясать на обломках, чтобы не мешали весне!
Только в юности такие весны были. А потом куда-то делись. Куда, спрашивается?
На работу едешь — ветер, холод, слякоть. С работы — слякоть, холод, ветер.
Бах! Новый Год! Ура! Выпили-закусили!
Опять с работы на работу, с работы на работу…
Бах! Чего-то жарко стало! Лето, в отпуск пора!..
А весен нет. Вообще!
Вот в юности, помнится, были Ленинские субботники — как раз в это время! Во второй половине апреля.
Надо же чего вспомнил, дед Андрей! Ну, ты и старый — при Советской власти жил!
С крыш льются сегодня целые потоки. Но Андрей все же чуть замедляет шаг и любуется собой в стекле витрины, притворяясь, что ка-а-ак сейчас купит этот набор женского белья за стеклом! Да еще вместе с красоткой, которая на себя его нацепила.
Каким ты сегодня молодцом, дед Андрей! В гостях у внука был. Шляпу себе купил ради такого случая. Теперь, правда, неизвестно, куда ее девать: капелью ее залило, в гостях котенок в ней посидел и когти почесал, да еще только что шальная птица посадила здоровую кляксу!
Но все это неважно. Он был у внука, у Алешки! Он принес внуку целую коробку замечательных игрушек. Там были старые переключатели с кнопками, с клавишами, с рычажками, чтобы это все нажимать с аппетитным щелканьем. Там был часовой механизм, умеющий тикать, панели от маленьких приборов с ручками настройки, чтобы все это крутить, сколько влезет. Чего там только не было!
Алешка даже дар речи потерял, только перебирал все это богатство и ахал. Алешкина мама Леночка даже обняла его, Андрея, за шею от радости. А Артем хлопнул его по плечу и смущенно пробасил:
– Ну ты, пап, ващще!
Артем всегда чуть конфузится, когда приходится называть Андрея папой.
А Таня, пожилая, милая, толстенькая Таня улыбалась, глядя на него.
За чаем она, суетясь вокруг стола, раздвигая тарелки с пирогами, расчищая место для вазы с вареньем и сахарницы, нечаянно оперлась рукой о его плечо.
Вот бы рассказать об этом кому-нибудь! Встретить бы сейчас на улице знакомого и рассказать. А кому расскажешь, кому это интересно?
Сейчас придет он домой, сядет у телевизора и будет смотреть, пока глаза на лоб не полезут, а потом завалится спать даже без чая, потому что вся посуда грязная. Не мыть же ее на ночь глядя. Лучше завтра.
А здесь, между прочим, живет старый друг — бедолага Коля. Давненько у него не был.
Сначала, как беда случилась, еще звонил, еще заходил, а потом как-то все…работа… дела… Вот сейчас-то и зайти!
Во дворе-колодце с крошечным палисадником, где поместились и три неясной породы кустика, и тоненькое гибкое деревце, и развалины песочницы, сидел на скамейке седой мужичок в темных очках. Андрей глянул на него мельком и хотел было войти в подъезд, но мужик окликнул его знакомым голосом:
– Андрюха, ты, что ли?
– Это… что… кто?.. — растерянно пробормотал Андрей, подходя ближе. — Коляха, я тебя это…
– Не узнал? Долго жить буду! — Николай добродушно усмехался. Сросшаяся кое-как щека двигалась при этом в непредсказуемые стороны. — Ты рот-то закрой! Ворона влетит!
– ?!
– Да слышу же — ртом дышишь. Как узнал тебя? Ты же, как слон, топаешь! Я твои шаги еще со Зверинской слышал. Топает, да еще «конфетки-бараночки» мычит — кто, кроме тебя, такой способный!
Николай безошибочно нашел руку Андрея и крепко сжал ее.
– Что нового, старик?
С Николаем всегда хотелось откровенничать. Умел он слушать, такое серьезное внимание всегда в глазах было. И сейчас они как будто смотрят там под темными стеклами.
Андрей рассказывал с наслаждением, доходил до конца и начинал снова, вспоминая все новые и новые подробности: незнакомую мебель в знакомой квартире, Танино платье и брошку на груди, рост Артема и ширину его плеч, и игрушечного мыша, с которым играли напополам Алешка с котенком Тошкой.
Николай слушал молча, не выпуская руку Андрея. Его губы незнакомо улыбались. Изредка он чуть приоткрывал рот и осторожно переводил дыхание, будто боясь кого-то разбудить.
Наконец, Андрей почувствовал, что иссяк, и умиротворенно замолчал. Ему было хорошо сидеть рядом с Николаем, держась за руки, как в детском саду.
– Ты похудел, — вдруг негромко произнес Николай. — Желудок не болит?
– Болит, — кивнул Андрей, поленившись удивиться вопросу, — лечиться некогда.
– Да уж, хлопот у тебя выше головы, — поддразнил Николай своим прежним насмешливым голосом, и Андрей чуть не прослезился.
Как, оказалось, одиноко ему без Николая, без этого добродушно-насмешливого голоса. А ведь только сейчас почувствовал. Вернуть бы молодость, любимую девушку Таню, мирового дружбана Колю, себя, симпатичного и легкого на подъем, как все парни 70-х годов. Пусть бы ничего не менялось. А как мечтали когда-то все изменить!.. Вообще все!…
– Синицы… — вдруг медленно проговорил Николай.
– Чего?.. Какие?..
– А ты не слышишь? Поют. Бубенцы рассыпают…
Действительно, на ветках тоненького деревца копошилась какая-то крылатая городская живность.
– У них грудка солнечная, видишь? А сами кругленькие… Видишь?..
– Не вижу… — испуганно откликнулся Андрей. — Не разглядеть отсюда…
– Да? Жаль-жаль. День сегодня хороший, птиц много летает. Ты разгляди при случае.
– Ладно, — послушно покивал Андрей. Ему вдруг захотелось домой.
– Что там у нас на работе? — в голосе Николая был такой знакомый интерес.
– Да это… ну чего… как обычно, — растерялся Андрей, переключаясь на новую тему.
– Как там мой охламон Юрка?
– О-о-о! Юрчок — гигант! — оживился Андрей.
И разговор пошел как по маслу.
Вспомнили всех начальников, всех друзей и недругов, помянули добрым словом двоих умерших за это время стариков.
– А вот и Галя, — вдруг улыбнулся Николай.
– Где? Где? — Андрей завертел головой, не видя никого в поле зрения.
– Сейчас во двор выйдет.
И Галя вышла из подъезда, сделала несколько шагов к ним и удивленно подняла светлые брови.
– Андрюша, здравствуй, давно у нас не был!
– А что ж ты думаешь, — усмехнулся Николай, — человек занятой, внука воспитывает.
– Ой-ой-ой! Ну как твой Алешенька? — радостно откликнулась Галя.
«Как это она все про всех помнит», — всколыхнулся в душе Андрей и с наслаждением начал рассказ сначала.
Слушатели не перебивали и, похоже, готовы были слушать до вечера.
– Пап, мам, ку-ку! Я ухожу! — окликнул их вкусный веселый басок. — О! Дядь Андрей! Какими судьбами!
Высоконький, тонкий красавец Саша улыбался им. Молодые усики забавно шевелились.
«Здорово изменился, — отметил про себя Андрей. — Был красивый зверенок, как и все они, теперешние. А сейчас звериное ушло. Вырос». А вслух радостно завопил:
– Саня! Ну, джигит! Ну, сокол ясный, нос колбасный! Давно ж я у вас не был! Ты в каком же классе-то?
– Да уж ни в каком! Я в универе, на журфаке.
– Вот это да! Как же это, а?
– Да у него уже несколько заметок напечатано, и стихи еще, — вставила Галя.
– Ну ладно вам, я пошел, — отмахнулся Саша и вскинул на плечо потертую кожаную торбочку.
– До свидания, сынок, — улыбнулась ему вслед Галя. А Николай поднял ладонь. И как будто потрогал удаляющуюся спину.
Вот так и смотрели ему вслед все трое, пока Саша не исчез в подворотне.
Читайте роман Ольги Грибановой «Слепые и прозревшие».