В наше время острота этого вопроса практически сошла на нет. Исчезла надобность борьбы между религией и атеизмом — как-то все плавно и мирно решается в нашей жизни. А сколько копий в свое время ломалось! Как рьяно доказывалось всем советским литературоведением, что все наши русские классики как один были атеистами, от Пушкина до Толстого. А тот, кто не атеист, тот не классик — все очень просто. Поэтому из всего творчества такого одухотворенного писателя, как Н.С.Лесков, остался только сказ «Левша» и под большим вопросом «Очарованный странник» и «Леди Макбет Мценского уезда».
А уж А.П.Чехову, медику по образованию, сам Бог велел в Бога не верить. Как же иначе?
На чем строилось исследование этой темы в советское время? На основании нескольких цитат из писем и записных книжек. Но, во-первых, при этом не говорится о тех письмах и записях, которые противоречат представлении об атеизме Чехова. Во-вторых, сами эти цитаты в контексте допускают иное толкование.
Попробуем проследить эволюцию отношения Чехова к религии на материале его писем и записных книжек.
Детство Чехова прошло в семье очень религиозной, как свитедельствуют воспоминания его братьев. И, поступая в 1880 году на медицинский факультет Московского университета, Чехов был несомненно верующим. Годы учебы не принесли изменений, по крайней мере, в письмах этого периода они не отразились. Но ведь переход от веры к неверию собой процесс достаточрно болезненный, и трудно предположить, чтобы он никак не отразился в письмах к братьям, в которых Чехов был предельно откровевнным. Упоминаний о религии в письмах 1887 года всего два.
Упоминание первое. Чехов пишет брату Михаилу: «Ничтожество свое сознавай, знаешь, где? Перед богом, пожалуй, перед умом, красотой, природой, но не перед людьми». (А.П.Чехов. Письма. т.1, стр.29)
Упоминание второе. В 1881 году, после убийства императора Александра II, по всей России прошла волна еврейских погромов. Надо же было народу кого-то обвинить в этом чудовищном злодеянии! Громили, правда, не только евреев, но и длинноволосых очкастых студентов — это все они! В связи с этим приятель Чехова Крамарев в письме Чехову в шутку причислил его к тем христианам, у которых по поводу еврейских погромов не нарадуются сердца. Чехов отвечает достаточно жестко и определенно: «В христианстве моем сомневаться и тебе не позволяю». (А.П.Чехов. Письма. т.1, стр.39)
А первые сомнения в вере мы находим в письме А.П.Чехова к его другу, издателю А.С.Суворину: «Легко быть чистым, когда умеешь ненавидеть черта, которого не знаешь, и любить бога, сомневаться в котором не хватает мозга». (А.П.Чехов. Письма. т.II, стр.327)
И в том же году по поводу рассказа «Святой ночью» Чехов говорит в своем письме следующее: «Мережковский моего монаха, сочинителя акафистов, назвал неудачником. Какой же это неудачник? Дай бог всякому так пожить: и в бога верил, и сыт был, и сочинять умел».( (А.П.Чехов. Письма. т.III, стр.54) Заметили? Здесь чувствуется легкий оттенок неверия в достижимость такого счастливого сочетания физического и духовного благополучия с верой. Причем вера, как компонент удавшейся счастливой жизни, оказывается у Чехова на первом месте.
Тут же вспомним отрывок из письма А.С.Суворину, ставший хрестоматийным: «Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченый, ходивший по улицам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший богу и людям безо всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, — напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба…» (А.П.Чехов. Письма. т.III, стр.133)
Посмотрите, какой нашли мы здесь перечень примет человека-раба, и в числе этих примет лицемерие перед богом и людьми. Выходит, в 1888 году для Чехова признаком духовно свободного человека было отсутствие лицемерия, то есть искренность в общении как с людьми, так и с Богом.
А вот еще интересное письмо к А.С.Суворину, в котором мы находим интересный спор о тенденциозности в литературе. Казалось бы, тема далекая от религиозных мотивов, но Чехов вдруг прибегает к образу Христа: «Если бы Иисус Христос был радикальнее и сказал: «Люби врага, как самого себя, » — то он сказал бы не то, что хотел. Ближний — понятие общее, а враг — частность. Беда ведь не в том, что мы ненавидим врагом, а в том, что мы недостаточно любим ближних, которых у нас пруд пруди… Христос же, стоявший выше врагов, не замечавший их, натура мужественная, ровная и широко думающая, едва ли придавал значение разнице, какая есть в частностях понятия «ближний»…. То же и в беллетристике. Термин «тенденциозность» имеет в своем основании именно неумение людей возвышаться над частностями». (А.П.Чехов. Письма. т.III, стр.36-37)
Посмотрите, сколько здесь глубоких раздумий над образом Христа, сколько попыток понять его и, вместе с тем, сколько настоящего человеческого уважения к человеку Христу!
По-видимому, заслуживает внимания отношение А.П.Чехова к деятельности русских миссионеров. Для России конца 80-х — начала 90-х годов эта тема стояла остро. Обер-прокурор Священного Синода К.П.Победоносцев поставил перед русской церковью задачу немедленно и максимально охристианить весь языческий мир России. Задача поставлена — надо исполнять. Но посмотрите, как волнует эта тема Чехова!
В письме 1890 года он пишет о миссионерской речи протоиерея Орнатского: «Говорит также сей велеречивый понтифекс, что инородческих священников, ввиду их аскетического образа жизни следовало бы убрать от инородцев и посадить в особые помещения, вроде как бы монастыри. Хороши, нечего сказать! Потратили два миллиона рублей, выпускают из академии ежегодно десятки миссионеров, стоящих дорого казне и народу, крестить не умеют, да еще хотят, чтобы им помогали полиция и милиция огнем и мечом». (А.П.Чехов. Письма. т.IV, стр.24)
Давайте вспомним еще о том, что для человека 19 века нравственность была неотделима от религии. Нам, прошедшим через атеистический 20 век, осознать это трудно, эта связь в нашем сознании разорвалась. А вот для Чехова 1890 года, закончившего сугубо материалистический медицинский факультет, эта связь еще незыблема. Вот письмо И.Л.Леонтьеву, написанное в марте 1890 года: «Понять, что Вы имеете в виду какую-нибудь мудреную высшую нравственность, я не могу, так как нет ни низших, ни высших, ни средних нравственностей, а есть одна, а именно та, которая дала нам во время оно Иисуса Христа, и которая теперь мне, Вам и Баранцевичу мешает красть, оскорблять, лгать и проч.» (А.П.Чехов. Письма. т.IV, стр.44)
Путешествие Чехова на Сахалин и его поистине героическая деятельность на этом заброшенном куске русского государства, предназначенного исключительно для каторжников, многое изменило во взглядах писателя на жизнь. Да и саму его жизнь очень круто изменило. А изменилось ли отношение к религии?
Несомненно. И на первый взгляд очень определенно. Во всяком случае письма именно этого послесахалинского периода всегда приводились как доказательство атеистических взглядов Чехова.
Вот его письмо И.Л.Леонтьеву от 1892 года: «Религии у меня теперь нет». (А.П.Чехов. Письма. т.V, стр.20) А через день Чехов повторяет эту фразу почти дословно в письме А.С.Суворину: «Теперь у меня нет религии». (А.П.Чехов. Письма. т.V, стр.25) Кажется, куда яснее!
Но на самом деле вопрос сложнее, чем представляется. Оба эти письма написаны по поводу книги С.А.Рачинского «Сельская школа», опубликованной в 1891 году. Автор книги описал организованную им сельскую школу с усиленным религиозным воспитанием, доказывая, что это способствует формированию человека высоко нравстенного, гуманного, тонко чувствующего. Эта книга сразу вызвала у Чехова воспоминания о собственном детстве.
В письме И.Л.Леонтьеву: «Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание — с церковным пением, с чтение апостола и кафизм в церкви, исправным посещение утрени, и с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне». (А.П.Чехов. Письма. т.V, стр.20)
В письме А.С.Суворину: «Когда в детстве мне давали религиозное воспитание, и я читал на клиросе и пел в хоре, все умилялись, глядя на меня. Я же чувствовал себя маленьким каторжником…» (А.П.Чехов. Письма. т.V, стр.25)
И вслед за этими воспоминаниями детства в обоих письмах фраза: «А теперь у меня нет религии». Вы услышали ноты болезненной утраты, произошедшей по вине такого воспитания? И в этом тот же протест против насильственного насаждения веры, какой мы видели в письме о миссионерстве 1890 г., против насилия, уничтожающего искренность «в общении с богом» — вспомним приведенное письмо 1888 г.
Своеобразным ключом к письму о школе С.А.Рачинского служат следующие строчки из письма к А.С.Суворину 1895 г.: «Что же касается религии, то молодые купцы относятся к ней с раздражением. Если бы Вас в детстве секли из-за религии, то Вам бы это было понятно. И почему это раздражение — глупость? Оно, может быть, глупо выражено, но само по себе оно не так глупо, как Вам кажется. Оно меньше нуждается в оправдании, чем, например, идиллическое отношение к религии, когда любят религию по-барски, с прохладцей, как любят метель или бурю, сидя в кабинете». (А.П.Чехов. Письма. т.VI, стр.18)
И речь здесь идет не об отрицательном отношении Чехова к религии, как декларировалось советским литературоведением. Мы видим здесь протест против лицемерного отношения и к религии, и к любой полезной деятельности вообще. Речь идет о бесполезности дела, если в нем не участвует сердце.
И может быть, благодаря Рачинскому в записной книжке Чехова появился такой сюжет. Этот герой, под разными именами, с разной биографией и судьбой появится в творчестве Чехова этого периода не раз. И чаще всего в рассказах церковная тема не акцентируется, но момент пробуждения звучит очень часто.
Но церковная тема появляется в позднем творчестве Чехова всегда щемящей нотой.
И наконец, в записной книжке, а позже в дневнике 1897 года мы находим запись, которая выглядит своеобразным итогом раздумий Чехова о религии.