Повесть Эдуарда Дипнера “Художник” https://disk.yandex.ru/i/ZPMnjyI3vNrCwQ  в целом оставляет хорошее впечатление ясностью и сформированностью идеи. Сама идея подкупает вечной актуальностью, которая никогда не будет исчерпана. Путь истинного творца — это не столько дар свыше, сколько тяжкий крест, который не всякому оказывается по плечу.

Радует также сложность поставленной автором задачи: проследить рождение и становление таланта художника, исследовать причину гибели этого таланта и самой личности. Кто виноват? Общество советской эпохи с его открытым пренебрежением ко всему, что поднимается над общим уровнем? Или особые черты личности самого художника, не выдержавшего борьбы с катаклизмами времени.

Ярким и интересным оказывается в повести образ главного героя. Прекрасно обыграно противоречие между тем, как воспринимается герой окружающими: неловкий, неотесанный, но сильный и надежный, — и тем, в каком тонком и хрупком мире существует его личность.

Интересно начало повести. Читатель становится зрителем: на его глазах девятилетний мальчик создает рисунки с собственным уникальным вИдением темы.

Но тут сразу возникает часто встречающаяся у автора ошибка. В пределах одного абзаца меняется время повествования с настоящего до прошедшего.

“Сережа задумывается на минуту, и вот на листе бумаги возникает картинка… Это была занимательная игра – несколькими движениями карандаша изобразить задание. У Нины хранились Сережины эскизы”.

Здесь был бы уместен отличный прием. Выделив “У Нины…” в отдельный абзац, автор сразу дал бы намек на трагичность сюжета использованием прошедшего времени.

Пренебрежение абзацами — одна из самых досадных ошибок автора. В одну фразу включаются события, происходящие в разное время, в разных местах, с разными действующими лицами. Это затрудняет восприятие.

Вторая печальная ошибка — перегруженные предложения с массой самостоятельных основ, многоступенчатыми причастными оборотами, что часто приводит к грамматическим и синтаксическим ошибкам. И конечно, нить повествования при этом теряется.

Например:

“Ходили автобусы, туго набитые людьми, плотно стоявшими на остановках, в витринах магазинов стояли манекены с нелепо раздвинутыми, неподвижными руками, стайка смеющихся девушек прошла мимо, занимая почти весь тротуар, так что Сереже пришлось посторониться, и он еще долго смотрел им вслед, недоумевая, чему они могут радоваться”.

Сложность поставленной  задачи — дать читателю окунуться в образный мир художника, разрешена неверным путем. Автор решал эту проблему через классический многословный стиль с чрезмерным количеством эпитетов и метафор. Эта чрезмерность в большинстве случаев мешает восприятию.  Рисуя для читателя внутренний мир художника, его творческий процесс, следовало бы идти по пути скрупулезного отбора деталей. Стремление автора подарить каждому существительному по два-три эпитета приводит к противоположному результату — художническое вИдение размывается.

Например:

“Облачко пепельных волос, акварельные, изменчивого цвета глаза – от ярко-синего, пронзительного, до прозрачно-голубого, полураспустившийся бутон нежных губ, трогательный остренький подбородок”.

“Разъезженная грунтовая дорога, тянущаяся между безлюдных, безмолвных полей к светлому, сияющему горизонту”.

К тому же классические многословие местами перебивается разговорными вставками и неудачными неологизмами: “льнокудрявый”,

Любовь автора к обилию эпитетов приводит его к раздражающему количеству штампов.

Например:

“В периоды духовного подъема у Наташи получалось все, ее трепетная рука становилась твердой и решительной, глаза горели вдохновением”.

Есть и удачные эпитеты, они привлекают внимание, но слегка разрушают выбранный автором стиль изложения.

“ Он боялся, что чужие люди, безразлично рассматривающие его работы, вдруг повернутся и станут показывать на него длинными, обидными пальцами”.

Если бы автор выбрал изначально менее классический стиль, то так удачно найденные эпитеты стали бы образной характеристикой героя с его нестандартностью восприятия и внутренней ранимостью.

Очень неудачно использован часто встречающийся у автора прием вставных конструкций, характерный для разговорной речи. В текста такого заботливо выстроенного книжного стиля, они очень мешают восприятию.

Например:

“Деятельная Ольга Александровна писала письма во все инстанции, что она инвалид, нуждается в опеке и уходе, единственный сын, и добилась, наконец”.

Встречаются в повести логические “провалы”, когда автор, обозначив тему, вдруг отвлекается на побочные линии и рассуждения.

Например:

“ С Сережей всё было сложнее. Бесформенный, картошкой, нос, точно, как у Нины. Все черты лица – округлые, незавершенные; непокорные, слегка вьющиеся волосы и взгляд, устремленный в себя, словно какая-то затаенная мысль постоянно мучает его”.

Складывается впечатление, что сложности Сережи заключаются в его внешности.

“…только от слов Эрика исходил какой-то дурной запах. От слоняющихся людей, скользящих безразличными взглядами по его картинам. Он вдруг увидел свои  работы их отстраненным, ощупывающим взглядом”.

Но есть и интересные, хорошо поданные автором параллели, создающие интересную композицию. Например, противопоставление завершения жизненного цикла отца Виктора и названной этими же словами “жизненный цикл” гибели героя.

Интересной параллелью могла бы стать перекличка имен матери героя и его родственницы, которая отнеслась к нему с материнской заботой. Но поскольку эта перекличка имен не акцентирована автором, то возникает смысловая путаница — откуда взялась давно умершая мать Нина.

В повести есть интересные яркие персонажи. Но их речевые характеристики не проработаны. Индивидуальная разговорная речь только у главного героя. Остальные разговаривают все теми же книжными фразами, и тут не спасает слэнговая лексика молодых людей — она только вступает в противоречие с книжным стилем их речи.

Более или менее оправдана такая книжность речи лишь у изысканной дамы Валентины Николаевны, хозяйки галереи.

Между тем, автор вполне владеет мастерством построения яркого диалога. Вот так удачно, с доброй иронией, подчеркнутой синтаксической идентичностью, построен этот диалог:

 

“- Можно к Вам обратиться? – спросил Сергей.
— Да, — грустно ответила Аленушка.
— Я вот хотел спросить…
— Спрашивайте, — печально сказала Аленушка.
— У меня вот командировочное удостоверение, я приехал…
— Давайте, — с тоской произнесла сказочная дева”.

Ирония в этой повести была бы время от времени уместна. Слишком с самого начала нагнетаются темные тучи над героем: бьется — отступает, побеждает — терпит поражение. В конце концов исчезает интерес к происходящему — крах героя уже запрограммирован.

В целом над этой повестью с такой интересной темой и всегда актуальной идеей следовало бы еще поработать: над лексикой, над синтаксисом, над речевыми характеристиками. И конечно, правильно сформировать абзацы и убрать перегруженность эпитетами.