Сколько прошло времени: минут, часов, лет?
Туман над темной рекой рассеялся, но каменистый берег уже пуст. А я сижу на другом берегу среди травы, бурой от крови моей. И нет сил подняться.
Раны, оставленные крокодильими зубами, подсохли, покрылись коркой. Я рассматриваю их со спокойным и грустным любопытством. И думаю о крокодильих зубах без обиды. Каждому свое!.. Он сделал мне больно — а я оставил его без обеда. Но я не причинил ему зла — а он мне дал уйти живым. Квиты!
Теперь уже и зеркала не нужно, чтобы понять, как я стар: стоит только на ноги мои посмотреть! Сухие, как дерево. Вены оплели их, как корни, и седой мох на них. Старый я пень! Куда идти такому пню? Может, уже и не надо? Отсюда хорошо виден тот гладкий валун… Хорошо здесь. Сижу, прикрыв глаза, чтобы солнце не слепило. А надо мною гул ветвей, мычанье, блеянье и стон, жужжанье, шорохи травы под чьими-то легкими ножками. Это белая козочка подошла ко мне тихонько, пригляделась, и весело запрыгала вокруг — так просто, потому что весело и потому что есть целых четыре крепких стройных ножки!
Я слегка повернул голову, чтобы полюбоваться ею. Она так и взвилась в воздух от неожиданности:
— Ой, ты, что ли, живой? Я думала, из земли растешь! А чего сидишь, если живой!
— Старенький я, милая, — терпеливо объясняю я.
— Это как, старенький? Такого не бывает! — звонко смеется Козочка.
— Бывает, детка, бывает… Случается такое, случается…
— Смешно! — заливается Козочка. — Со мной этого никогда не случается! Догоняй! — и след ее простыл. Хоть бы взглянула издали, бегу я за ней или нет.
Темная вода у ног моих колыхнулась, открыв круглый гладкий камень. Камень оказался живой. Медленно, степенно выступил он из воды. Показалась серая морщинистая голова с бусинками глазками.
— Это кто тут старостью своей похваляется? — заскрипела она чуть слышно. — Ты, мальчуган? Сколько ты на этом свете живешь? Двадцать пятый день? Ой, батюшки! А я вот триста лет живу. Юбилей у меня сегодня! Да-а-а!… И все как молодая! Во-от!… Старый!… Вот еще!… — ворчала она, выбираясь из воды.
Мокрый ее панцирь блестел, как зеркало. Я видел в нем свое отражение.
— Вот он я, раскрывший ладони к небу, чтобы получить свой Великий Дар.
— Я, жующий морковку на пару с Осликом.
— Я, с Летучей мышью на голове, перепуганный, ревущий.
— Я, бегущий по лесным дорогам, в ногу со Златогривым конем, на спине которого Любимая.
— Я, опускающий в землю виноградную косточку.
— Я, уносящий Любимую от смерти.
— И вот он — сегодняшний я, все потерявший.
А это я какой там впереди? Не разглядеть… Вижу только Путь. А себя смутно. Панцирь Черепахи подсыхает на солнце и начинает отливать золотыми бликами. Ничего не рассмотреть.
— Насмотрелся? Ух, жарко тут у тебя, силушек нет!… — пыхтит Черепаха, разворачиваясь к реке. И уже погружаясь, булькает:
— Не сиди на солнце — головку напечет…
Читайте полностью здесь https://www.litres.ru/olga-vladimirovna-gribanova/nevedomyy-put/?Ifrom=266045209