Прозвучали вальсы удивительного человека, русского поэта и драматурга, талантивого российского дипломата Александра Сергеевича Грибоедова. Сегодняшнюю встречу «Слово о музыке» мы начали с этих вальсов. Почитайте блестящий роман Юрия Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара». Это роман литературоведа и историка Юрия Тынянова о Грибоедове, написанный писателем Юрием Тыняновым. Удивительное получилось сочетание. Роман об очень сложном человеке. Умелом, властном и волевом политике, злом и язвительном драматурге и грустном и нежном человеке. И посмотрите, как эти вальсы, совершенно небесной красоты вальсы, нарисовали нам вот этого тайного, внутреннего Грибоедова.

Мы говорим сегодня о тайнах музыки, древнейшего из земных искусств. В музыке все непостижимо. Если человечество освоило звуки для обозначения предметов и явлений мира и назвала сочетания этих звуков словами, то ведь сочетания музыкальных звуков для нас ничего конкретного не обозначают. Но при этом мажорный лад вызывает у нас ощущение радости, а минорный лад – грусти. Почему? Какие струны нашей души трогают эти звуки, звучат с ними в унисон?

Спросите у физиков, что такое музыкальные звуки. Они ответят вам точно и конкретно – гармонические колебания, периодические изменения звука, происходящие по закону синуса. 

А зачем нужно нам петь? Почему в светлые или грустные минуты жизни нас тянет настроить свои голосовые связки так, чтобы совершали они гармонические колебания и вызывали музыкальные звуки?

Это уводит нас к каким-то первопричинам, к каким-то истокам мира. Не зря древние греки причисляли музыку к наукам, то есть к способу познания. Может быть, поэтому музыка являет нам истоки души ее автора, ее исполнителя, даже ее слушателя.

Валерий Гусаров

Я пою!

Я с детства пел. Даже с младенчества. Первые слова «мама», «папа», «котик» и «черепашка» я не говорил, а пропевал. Сначала родители восхищались. К пяти моим годам они стали беспокоиться и повели меня к врачам.

Первый врач повеселился. Ему было славно слышать, как звучит его имя-отчество. А мне было славно его пропевать. Послал к психиатру.

Психиатр тоже веселился. Говорил, что доселе с таким феноменом еще не встречался. Прописал успокоительные. А зачем мне успокаиваться, если сердце поет? Родители пытались всовывать мне таблетки, а мне хотелось петь. Так меня научили лжи. Пришлось. Таблетки я совал за щеку, а потом выплевывал в унитаз.

В школе тоже было петь не принято. Только на уроках пения. По шаблону. В классе почти все пения своих сердец давили, скрывали.

Однажды я не смог скрыть, — меня выгнали из класса.

Тогда я школу и учителей определил бессердечными и глухими.

Я ошибался. Просто система беззвучна, глуха, бессердечна.

Мне пришлось пожить беззвучным. Но, как только была возможность, я давал волю пению сердца!

И сейчас пою!

Я выбираю петь!

Осталось три, четыре или пять

Кошачьих жизней мне прожить, иль разменять,

Мне эти три пропеть, иль проболеть?

Я выбираю петь!

Клавиши, пальцы, душа

 

Есть осторожное движенье к звуку,

Благоговенное движенье к си бемоль.

Вот я нажал… мои немеют руки,

Звук сердца, память, и тупая боль…

 

Могу заставить зазвучать я до-мажор

В пустыне, где лишь только миражи,

И ре и ми и контрапункт лишь удержи –

Окажешься среди Альпийских гор.

 

Нажму я пальчиком простую ноту фа.

Рукою левой фа-мажором поддержу.

И глупо и бессмысленно заржу,

Как тот в пустыне, славный Мустафа.

 

В оазисе я септ-аккорд возьму,

По всей возможной здесь клавиатуре,

И пару музыкальных фраз любимой дуре

Пошлю от сердца, вопреки уму.

 

Осенний блюз

(Памяти друга Николая).

Я тронул струну, она зазвенела печально,

И контрабас поддержал золотистый безудержный тон,

И понял ударник, а, может быть, знал изначально,

Что будет сегодня прощание лета – осени блюз.

Та девушка, что я любил, у микрофона

Легко подхватила всю эскападу струнных и чувств,

И клавишник наш не отстал от общего тона,

Так начали мы прощальный осенний блюз.

Трубач опоздав, дал длинную-длинную ноту.

Ее оплели вокал и бас кружевами,

И подхватив, трубач спел печальную песню,

Как будто бы понял про осень и прощанье.

Я жадно бежал по всем ладам, по всем струнам,

И блюз постепенно стал бить во все барабаны,

И к осени мы пришли к потере друг друга,

Сыграв напоследок осенний прощальный блюз.

Блюзмэн ушел

 

Блюзмэн ушел — оставил саксофон.

И легкий отзвук в тех осенних листьях.

Куда ушел? Возможно, воспарил.

В ту музыку, которой быть хотел.

 

А может, отошел пописать,

Придет, и снова нам сыграет

о том как жить, и как любить сегодня

под сумрачным и серым небом.

 

А может, юный музыкант придет,

и жадно ухвативши саксофон,

надежду даст дудением беспечным,

переходящим в музыку небес.

Как всегда поразили слушаетелей стихи юных поэтов, которые представила нам Галина Меньшикова! Мы услышали поэтические мысли о музыке Анастасии Поляковой, Евгения Жучкова, Светланы Кочановской, Лиза Мамиловой.

В поэзии Булата Окуджавы тема музыки стоит особо. И как образ вечной музыки и вечного ее творца – Моцарт, в целом ряде песен.

 

В поэзии Булата Окуджавы музыка нераздельно связана с судьбой. Она управляет человеческими судьбами, она разрешает загадки, она превращает человека в творца.

И наконец, я, Ольга Грибанова, прочла свое стихотворение «Саксофон и гитара«.

На прощание — о чем? Конечно, о маленьком оркестрике НАДЕЖДЫ!