Прозвучали вальсы удивительного человека, русского поэта и драматурга, талантивого российского дипломата Александра Сергеевича Грибоедова. Сегодняшнюю встречу «Слово о музыке» мы начали с этих вальсов. Почитайте блестящий роман Юрия Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара». Это роман литературоведа и историка Юрия Тынянова о Грибоедове, написанный писателем Юрием Тыняновым. Удивительное получилось сочетание. Роман об очень сложном человеке. Умелом, властном и волевом политике, злом и язвительном драматурге и грустном и нежном человеке. И посмотрите, как эти вальсы, совершенно небесной красоты вальсы, нарисовали нам вот этого тайного, внутреннего Грибоедова.
Мы говорим сегодня о тайнах музыки, древнейшего из земных искусств. В музыке все непостижимо. Если человечество освоило звуки для обозначения предметов и явлений мира и назвала сочетания этих звуков словами, то ведь сочетания музыкальных звуков для нас ничего конкретного не обозначают. Но при этом мажорный лад вызывает у нас ощущение радости, а минорный лад – грусти. Почему? Какие струны нашей души трогают эти звуки, звучат с ними в унисон?
Спросите у физиков, что такое музыкальные звуки. Они ответят вам точно и конкретно – гармонические колебания, периодические изменения звука, происходящие по закону синуса.
А зачем нужно нам петь? Почему в светлые или грустные минуты жизни нас тянет настроить свои голосовые связки так, чтобы совершали они гармонические колебания и вызывали музыкальные звуки?
Это уводит нас к каким-то первопричинам, к каким-то истокам мира. Не зря древние греки причисляли музыку к наукам, то есть к способу познания. Может быть, поэтому музыка являет нам истоки души ее автора, ее исполнителя, даже ее слушателя.
Валерий Гусаров
Я пою!
Я с детства пел. Даже с младенчества. Первые слова «мама», «папа», «котик» и «черепашка» я не говорил, а пропевал. Сначала родители восхищались. К пяти моим годам они стали беспокоиться и повели меня к врачам.
Первый врач повеселился. Ему было славно слышать, как звучит его имя-отчество. А мне было славно его пропевать. Послал к психиатру.
Психиатр тоже веселился. Говорил, что доселе с таким феноменом еще не встречался. Прописал успокоительные. А зачем мне успокаиваться, если сердце поет? Родители пытались всовывать мне таблетки, а мне хотелось петь. Так меня научили лжи. Пришлось. Таблетки я совал за щеку, а потом выплевывал в унитаз.
В школе тоже было петь не принято. Только на уроках пения. По шаблону. В классе почти все пения своих сердец давили, скрывали.
Однажды я не смог скрыть, — меня выгнали из класса.
Тогда я школу и учителей определил бессердечными и глухими.
Я ошибался. Просто система беззвучна, глуха, бессердечна.
Мне пришлось пожить беззвучным. Но, как только была возможность, я давал волю пению сердца!
И сейчас пою!
Я выбираю петь!
Осталось три, четыре или пять
Кошачьих жизней мне прожить, иль разменять,
Мне эти три пропеть, иль проболеть?
Я выбираю петь!
Клавиши, пальцы, душа
Есть осторожное движенье к звуку,
Благоговенное движенье к си бемоль.
Вот я нажал… мои немеют руки,
Звук сердца, память, и тупая боль…
Могу заставить зазвучать я до-мажор
В пустыне, где лишь только миражи,
И ре и ми и контрапункт лишь удержи –
Окажешься среди Альпийских гор.
Нажму я пальчиком простую ноту фа.
Рукою левой фа-мажором поддержу.
И глупо и бессмысленно заржу,
Как тот в пустыне, славный Мустафа.
В оазисе я септ-аккорд возьму,
По всей возможной здесь клавиатуре,
И пару музыкальных фраз любимой дуре
Пошлю от сердца, вопреки уму.
Осенний блюз
(Памяти друга Николая).
Я тронул струну, она зазвенела печально,
И контрабас поддержал золотистый безудержный тон,
И понял ударник, а, может быть, знал изначально,
Что будет сегодня прощание лета – осени блюз.
Та девушка, что я любил, у микрофона
Легко подхватила всю эскападу струнных и чувств,
И клавишник наш не отстал от общего тона,
Так начали мы прощальный осенний блюз.
Трубач опоздав, дал длинную-длинную ноту.
Ее оплели вокал и бас кружевами,
И подхватив, трубач спел печальную песню,
Как будто бы понял про осень и прощанье.
Я жадно бежал по всем ладам, по всем струнам,
И блюз постепенно стал бить во все барабаны,
И к осени мы пришли к потере друг друга,
Сыграв напоследок осенний прощальный блюз.
Блюзмэн ушел
Блюзмэн ушел — оставил саксофон.
И легкий отзвук в тех осенних листьях.
Куда ушел? Возможно, воспарил.
В ту музыку, которой быть хотел.
А может, отошел пописать,
Придет, и снова нам сыграет
о том как жить, и как любить сегодня
под сумрачным и серым небом.
А может, юный музыкант придет,
и жадно ухвативши саксофон,
надежду даст дудением беспечным,
переходящим в музыку небес.
Как всегда поразили слушаетелей стихи юных поэтов, которые представила нам Галина Меньшикова! Мы услышали поэтические мысли о музыке Анастасии Поляковой, Евгения Жучкова, Светланы Кочановской, Лиза Мамиловой.
В поэзии Булата Окуджавы тема музыки стоит особо. И как образ вечной музыки и вечного ее творца – Моцарт, в целом ряде песен.
В поэзии Булата Окуджавы музыка нераздельно связана с судьбой. Она управляет человеческими судьбами, она разрешает загадки, она превращает человека в творца.
И наконец, я, Ольга Грибанова, прочла свое стихотворение «Саксофон и гитара«.
На прощание — о чем? Конечно, о маленьком оркестрике НАДЕЖДЫ!