Дирижеру — для хора и оркестра

Зову — отзовись, о, моей справедливости Бог!
Найдя в тесноте, Ты простор для меня приберег.

Нет прав на придирке к Тебе, спор с Тобой — порок,
и если досада в мольбе — не тебе мой упрек!

Сыны человечьи! До коих вы станете пор
мой образ оболганный сброду являть на позор?

Лелеять тщету? льнуть ко лжи с вожделением?.. Сэлла!
Одумайтесь прежде свершения скверного дела!

Из многих меня отличил для Себя чуткий Бог,
так знайте: средь тысячи вздохов Он мой чует вздох!..

«Что, все же добро? Что добро?.. Кто из сведущих в том
расплывчатый контур добра нам очертит перстом,
реча: вот — само, вот — живьем!..» — смута грешных изъела
О, люд! Содрогнись! Испугайся греха!.. Тише!.. Сэлла!

С мятежными мыслями в ложе уткнись головой!
Козленка сожги! — пряный дам впрямь любим Синевой..

Глянь вниз, Адонай, разверзая челом небосвод! —
На нас испытай лучезарность лица Своего!

Сколько ярче та радость, что щедро Тобой мне дана,
чем их — от избытка в чуланах хлебов и вина!..

Улягусь.. усну… как дитя… — всласть, доверчиво, мигом…
Толпой я гоним, но Тобой я храним в схватке с миром.

Псалом 4

Четвертый псалом носит заголовок «Дирижеру для хора и оркестра». Так пересказан для нас подзаголовок подстрочника «Руководителю для негинот». В примечаниях мы уточним, что негинот — это струнный оркестр.

Итак, перед нами поэтическая форма, предназначенная для хорового пения. Форма специфическая. Для этого жанра требуется более четкая форма без ритмических сбоев и синтаксических переливов из строки в строку. И четвертый псалом строго выдержан в этих рамках.

Он написан двустишиями с редким метром — пятистопным амфибрахием.

Сам метр  этот на редкость музыкален, а в сочетании с многостопностью строфы делает строки очень распевными.

Эта же форма хорового исполнения требует и более нейтрального содержания, не такого откровенно личного, как в предыдущих псалмах. А те строки, в которых личность автора все же достаточно ярка,  как бы объединяют в один коллективный голос и группу исполнителей, и множество слушателей.  Это личное как бы принадлежит каждому.

Появляется новый оттенок. Личные горячие эмоции, вложенные в чужие уста, становятся общечеловеческими  бедами.

Если хор поет:

Сыны человечьи! До коих вы станете пор

мой образ оболганный сброду являть на позор,

• то он одновременно становится и тем, чей образ оболган, и сынами человеческими. И это уже не сокровенная тайна личности автора, это беда всех живущих на земле. Каждому в жизни приходится столкнуться  с позором и поношением. И перед каждым является соблазн упрекнуть за это Богу.

Вот почему предшествует этой фразе двустишие, аналога которому нет в подстрочнике. Но оно психологически объяснимо.

Нет прав на придирки к Тебе, спор с тобою — порок.

И если досада в мольбе — не Тебе мой упрек!

 

И дальше следует еще одно важное для автора личное, ставшее общим достоянием.

Хор поет:

Из многих меня отличил чуткий Бог.

 

Автор как бы делится с каждым собственным ощущением избранности, разрешает почувствовать ту глубокую родственную связь с Творцом, которая была его личным достоянием.

Интересно переданы тревога и смятение грешных. Здесь оборваны фразы, незаконченность, недосказанность, как будто грешные, изъеденные смутой, теряют дар связной речи:

«Что все же добро?… Что добро?…

                                                       Кто из сведущих в том —

Расплывчатый контур добра нам очертит перстом?,

реча: вот — само, вот — живьем…!

 

И вслед за этими сумбурными строками заключительные двустишия.

Они очень гармоничны, пронизаны внутренними рифмами и щедрыми аллитерациями.

ПРЯный дым  ВПРЯмь любим Синевой…

 

Глянь вниз, АДОНАЙ, РАЗВЕРЗАЯ челом небосвод! —

на нас ИСПЫТАЙ ЛУЧЕЗАРНОСТЬ лица Своего.

 

Толпой я ГОНИМ, но Тобой я ХРАНИМ в схватке с миром.

 

Особая форма рифмовки разделяет текст псалма на три части. Разделяют эти части двустишия с женскими окончаниями, как рефрен в песне, в целом содержащей мужские окончания. И в этих же двустишиях появляется уже знакомый нам возглас Сэлла. В этом псалме он тоже как опознавательный знак завершения части.

Они странно звучащие при медленном распевном амфибрахии, создавая впечатление оборванной строки, которую должна, вероятно, завершить мелодия струнных.

Причем два первых двустишия связаны еще и общей рифмой:

Бог — приберег — порок — упрек. Это на слух еще более удлиняет строку, создает ощущение бесконечности и тем самым акцентирует на ней внимание.

Итак,  первая часть — это борьба с соблазном  укорить Бога за собственные беды и достойная победа в этой борьбе.

Вторая часть разграничивает Избранного с грешными, противопоставляет душевную гармонию Избранника и смятение грешных.

И третья часть — торжество и ликование победителя, отстоявшего свое право быть Избранным.

 

Итак, это был хор под аккомпанемент струнного оркестра. И поэт-переводчик Вера Горт с удивительным мастерством передает  обилием мягких согласных звучание именно струнных инструментов.  Особенно заметно это будет в сравнении со следующим пятым псалмом,  написанным совсем иными звуками.