В предыдущей статье я размышляла о тортах, летящих в лицо. Почему я взяла в качестве примера этот летящий торт, которому уж лет сто?
Кто, кстати, первый «запустил» в кино летящий торт? Чарли Чаплин? Подсказывайте, если знаете!
На мой взгляд это яркий пример трансформации смешного!
На чем строились все народные балаганные действа? На наборе нелогичностей, начиная с внешнего вида актеров: раскрашенные лица с огромными носами, смешные парики, нелепые одежды. Заканчивая нелогичным сюжетом: люди ученые, врачи и священники, оказываются в дураках, а сильным мира сего достаются побои.
Следующий этап: герои народных комедий становятся масками! И теперь уже не важен сюжет: есть маска — срабатывает условный рефлекс! В этом месте смеемся! И на этой стадии творческий элемент автора-артиста начинает пробуксовывать. Зачем создавать что-то новое, если результат и так есть — зритель хохочет!
Вышли на сцену белый шут, всегда грустный, и рыжий шут, всегда веселый, и надавали друг другу тумаков! Общий смех!
И на этом условном рефлексе была создана целая творческая система народного театра, такая как дель арте, где у каждого героя-маски был собственный характер, собственная система поведения и общения с окружающими. А далее бесконечные вариации одних и тех же сюжетных поворотов.
И совершенно закономерным образом этот процесс приводил к тому, что изначальная нелогичность происходящего начинала укладываться в заданную схему.
Есть схема «цирк» — значит, мы увидим там чудных красноносых толстяков в огромных ботинках. Толстяки будут орать, хохотать, падать, делать глупости. Но поскольку все это входит в систему «цирк», то нелогичность исчезает, уже нет никакого конфликта между нормой и действительностью. Да, зрители по инерции хохочут, тем более, что смех — очень заразительная штука. Но чем дальше, тем менее охотно хохочут!
И вот тут являются миру творцы, которые берут переставшую смешить нелогичность и перекраивают ее на новый лад.
Огромный размалеванный клоун в рыжем парике превращается в свою полную противоположность: маленького изящного человечка в черном потертом котелке с черными усиками и грустными наивными глазами. И этот образ выстраивает совершенно новую систему смешного на небывалом уровне. Систему, куда вписываются и пляшущие на вилках булочки и летящие торты. Вот та самая сложная, многоступенчатая нелогичность, которую мы с вами исследовали в прошлой статье.
И это было открытием! Оказывается, смешное может быть и таким!
Двадцатый век дал целую плеяду замечательных комиков-творцов. Солнечный Олег Попов, грустный философ Марсель Марсо. Совершенно революционный Юрий Никулин, превративший белого печального клоуна в такого узнаваемого, на каждом углу встречающегося угрюмого мужичка в кепке, вечно пытающегося схитрить и вечно попадающего впросак!
А удивительный, трагичный и страстный Леонид Енгибаров, так рано ушедший из жизни гениальный клоун! А изящный, очаровательный Борис Амарантов, уехавший в 70-е годы за рубеж и потому преданный забвению советским искусством!
И вот, когда казалось, что наши клоуны совершенно потеряли свои клоунские черты и превратились в маски иного рода, то есть опять исчез мотив нелепости маски, явились миру «Лицедеи» со своими шедеврами «Асисяем» и «Голубой канарейкой»! И опять обновилась обветшавшая, превратившаяся в систему нелогичность!
А все для чего! Чтобы мы от души посмеялись и наверно заодно с предложенной нелогичностью выбросили накопившийся груз разлада между нормой и действительностью: косые взгляды, грубые реплики, собственные досадные промахи!
Как приятно все это сбросить разом и вздохнуть свободно!