Город Глухов в Черниговской области Украины известен в истории с 1152 года. В Ипатьевской летописи он упоминается под этим годом как крепость. В всю эпоху Киевской Руси это был оживленный и богатый город на стыке торговых путей, и Глуховское княжество не уступало своим богатством самому Киеву.
Но этот самый стык торговых путей, когда-то обогативший княжество, с начала монголо-татарского нашествия стал истинным наказанием. В течение многих веков город Глухов, все, что осталось от Глуховского княжества, переходил то Литве, то Польше, то обеим сразу – Речи Посполитой до самого конца существования этого некогда мощного европейского государства.
В середине 18 века это был маленький южный городок, где осел бывший польский шляхтич, а ныне русский войсковой старшина Федор Мережки.
В самом конце 18 века в недолгую пору царствования Павла I, сын Федора Мережки, Иван Федорович прибыл в Петербург и поступил на службу в Измайловский полк младшим чином. Свою украинскую фамилию Иван Федорович перестроил на русский манер и стал Мережковским.
Служил он добросовестно, принял участие в Великой Отечественной войне 1812 года и сделал прекрасную карьеру. Женился он на Елизавете Курбской из того самого знаменитого княжеского рода диссидентов и «невозвращенцев» эпохи Ивана Грозного.
Его сын Сергей Мережковский служил у оренбургского губернатора Талызина, потом у обер-гофмаршала графа Шувалова, в Дворцовой конторе при Александре II в должности столоначальника с чином действительного статского советника; вышел в отставку в 1881 году в чине тайного советника. Его женой была Варвара Васильевна Мережковская, урождённая Чеснокова, из семьи петербургского чиновника.
В его семье было девять детей, шесть сыновей и три дочери. Младшим из сыновей был Дмитрий Мережковский, родившийся 14 августа 1865 г.
Отец семейства был истинным служакой, равнодушный ко всему, кроме службы. Относительный мир с отца с детьми удавалось поддерживать только матери, Варваре Васильевне, которую отец очень любил и уважал. Но из-за холодности и равнодушия отца истинной близости между его детьми по существу не было. Дмитрий рос с ощущением одиночества.
Жили Мережковские у Прачечного моста, на углу Невы и Фонтанки, напротив Летнего сада, в самой романтической части города. Лето проводили на Елагином острове в одном из дворцовых корпусов. Кроме того, у Мережковских было имение в Крыму, куда младших детей брали довольно редко. Детей вообще в этой семье часто оставляли на попечение двух старушек, няни и экономки. Отец часто уезжал по делам службы в другие города, и мать сопровождала его во всех поездках. Таким образом, одиночество с самого детства Дмитрию Мережковскому было привычно — хотя и рос он в окружении братьев и сестер, но к одиночеству стремился всегда.
В 11 лет Дмитрий Мережковский стал учеником Третьей классической гимназии Петербурга, довольно демократичного учебного заведения, в которое принимались даже крестьянские дети, но училась там и высшая знать: князья Вяземские, Шереметевы, Куракины. Атмосферу дисциплины, зубрежки и выправки Дмитрий выдерживал с огромным трудом, но когда однажды попал в карцер за незастегнутые пуговицы мундира, то был даже горд этим. Как он вспоминал впоследствии, почувствовал себя мучеником эпохи раннего христианства.
Любовь к христианской религии, привитая ему в детстве няней, со временем приобрела высокий, одухотворенный, мистический оттенок.
В гимназии Дмитрий начал писать первые стихи, поначалу подражания Пушкину. А чуть позже увлекся творчеством Мольера, собрал единомышленником и организовал мольеровский кружок. Это чуть не закончилось бедой. Эти годы в России шли под постоянным страхом перед террористами «Народной воли», которые затеяли настоящую охоту на царя Александра II и членов правительства, поэтому в каждом объединении гимназистов и студентов по какому бы то ни было поводу видели политические мотивы.
Участников «мольеровского кружка» пригласили на допрос в Третье отделение у Полицейского моста. И только высокое положение отца спасло Дмитрия от беды.
Возможно, как раз этот случай заставил отца-чиновника присмотреться к сыну повнимательнее, и подрастающий юноша наконец вызвал в нем интерес. Старший Мережковский был человеком просвещенным, хорошо знал и почитал религию, был в курсе всех литературных новинок. Стихи сына показались ему интересными.
В 1879 году на отдыхе в Крыму Мережковский старший представил сына графине Елизавете Ксаверьевне Воронцовой, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Воронцова была уже глубокой старушкой, но все так же доброжелательна и просвещенна. Она очень похвалила стихи юного Дмитрия и благословила его на творческий путь.
Но еще одна попытка заявить о творчестве сына оказалась для тайного советника Мережковского неудачной. Через свою хорошую знакомую, вдову поэта и писателя А.К. Толстого, он устроил встречу своего сына с Достоевским. Но писатель нашел стихи очень слабыми и посоветовал юноше… страдать! Испуганный отец пожелал, чтобы сын уж лучше не писал, чтобы не страдать.
Но в этом же 1880 году в журнале «Живописное обозрение», редактором которого был писатель А.К.Шеллер-Михайлов, были впервые опубликованы стихотворения Дмитрия Мережковского «Тучка» и «Осенняя мелодия».
Осенью 1882 года в жизни Мережковского произошло очень серьезное для него событие. Он побывал на первых выступлениях молодого поэта Семена Надсона, который в то время был юнкером Павловского военного училища. Стихи Надсона с их глубокой печалью и надломом так поразили Мережковского, что он написал Надсону письмо. Оказалось, что многое в жизни они видят и понимают одинаково и так же ищут близких по духу людей, и так же ищут истинной веры. Так началась их дружба, и потерю друга, скончавшегося от чахотки в 1887 года Дмитрий Мережковский переживал очень глубоко.
А в 1883 году Мережковский вошел в большую литературу через журнал «Отечественные записки», и его стихотворение «Сакья-Муни» внезапно оказалось на вершине популярности в читающих кругах.
Историко-филологический факультет Петербургского университета, где поэт учился с 1884 по 1888 год, не оставил в нем приятных воспоминаний, как и гимназия. Но не смотря на это университетские годы многое изменили в мировоззрении поэта. Он заинтересовался философией позитивизма, в то время поистине революционной. Он читал Огюста Конта, Герберта Спенсера, Джона Милля, Чарльза Дарвина, и эти новые для него истины внесли в болезненную религиозность Мережковского новый оттенок.
По рекомендации поэта А.Н. Плещеева Надсон и Мережковский были приняты в Литературное общество и стали своими в кругу культурной элиты Петербурга. Поэт познакомился с писателями Н.К. Михайловским и Г.И. Успенским, оказавшими на него огромное влияние. Был представлен И.А. Гончарову, А.Н. Майкову, Я.И. Полонскому.
Летние студенческие каникулы Мережковский проводил в путешествиях. Долгие беседы с Глебом Успенским пробудили в нем подлинный интерес к народной духовной культуре, и чтобы изучать эту культуру, Мережковский пошел в народ, отнюдь не будучи народником в политическом смысле. На Волге он подружился с народным проповедником Василием Сютаевым, который учил непротивлению и нравственному совершенствованию. Побывал под Оренбургом, в Тверской губернии, в Поволжье. В это время ему мечталось после университета скрыться где-то в русской глуши и быть сельским учителем.
Но все изменила роковая встреча с Зинаидой Гиппиус.