1919 год. Четырнадцатилетний Григорий Козинцев, будущий кинорежиссер, классик российского кинематографа едет в Петроград из Киева.
Едет в поезде 8 дней. То на багажной полке, то на открытой грузовой платформе.
Это продолжалось долго. Поезд ехал очень медленно. Частенько останавливался на много часов посреди дороги. Частенько отправлялся с очередной станции без всякого предупреждения. Зазевавшиеся прыгали и цеплялись на ходу.
Первое впечатление от зимнего Петрограда конца 1919 года — выморочный город, мумия.
Редкие прохожие на заснеженных и затоптанных улицах. Кое-кто с саночками. На саночках паек.
Пустота, тишина, безлюдье, голод. И ушедшие образы.
Невозможно сказать об этом лучше, чем сделал это сам Григорий Козинцев.
«По этой площади, задыхаясь, бежал от Медного всадника Евгений; мимо узкого переулка на Васильевском острове ковылял домой Акакий Акакиевич; а в том доме стал убийцей Раскольников»
— Г.М.Козинцев «Глубокий экран». М., Искусство, 1971
В Петрограде Козинцев нашел Константина Марджанова в Театре комической оперы и тут же получил должность режиссера студии.
Следующим шагом была Академия художеств. Туда был принят Григорий Козинцев в мастерскую художника Натана Альтмана.
Началась бурная и веселая рабоче-студенческая жизнь.
В это время Козинцев познакомился в какой-то общей компании с юношей из Одессы. Познакомился, чтобы уже не расставаться до конца творческой своей жизни.
Леонид Трауберг служил в какой-то продуктовой конторе, а в свободное время писал стихи, прозу, а главное, пьесы. Он, как и Козинцев, жил театром.
Идеи и образы новых спектаклей рождались у Козинцева, а Трауберг превращал их в диалоги. Или наоборот, удачно родившиеся буквально из пустоты диалоги Трауберга вызывали новые образы и идеи у Козинцева.
Но существовали эти спектакли пока только на бумаге в эскизах и плакатах.
Приехали в Петроград и старые киевские друзья: Сергей Юткевич и Алексей Каплер. Оказался в этой компании единственный взрослый профессиональный режиссер Георгий Крыжицкий.
В шумных веселых спорах и обсуждениях в 1921 году однажды возникло слово «эксцентрика». И неожиданно всем понравилось.
В этом слове был антагонизм по отношению к классическому театру, в нем был образ цирковой арены с клоунами, жонглерами и акробатами.
Это слово было сродни плакатам РОСТА, которые щедро украшали Петроград 1920 года, ярким, дерзким. И конечно, безымянным. Лишь позже станет известно, что одним из ведущих художников РОСТА был Владимир Маяковский.
Слово понравилось, прижилось и потребовало применения. Решено было открыть собственную театральную школу… Нет, слово «школа» было тотчас забраковано. «Студия»? Нет, никаких студий.
Самое актуальное, самое пролетарское слово «фабрика» — вот то, что нужно!
Фабрика ЭКСцентрического актера — ФЭКС
И никаких режиссеров — зачем фабрике такая рутинная профессия! Машинисты спектакля — вот что должно быть в новом пролетарском театре!
Но сам себя Козинцев режиссером все же назвал, выбрав себе должность «реждек» — режиссер и декоратор. Трауберг стал на новой фабрике «музлитом». Этот термин, на удивление живучий, дожил до наших дней.
Новой фабрике нужен лозунг. Как же без лозунга! И подсказал его вечно юный, язвительный и беспощадный Марк Твен:
Лучше быть молодым щенком, чем старой райской птицей!
Этот лозунг, написанный на куске старых обоев, был водружен под карниз в комнатке в недрах Театра комической оперы, где работал Козинцев.
А дальше в лучших пролетарских традициях — слушали и постановили.
Провести диспут. Какой-нибудь!
Выпустить сборник. Чего-нибудь!
Открыть мастерскую. Можно считать открыли!
Поставить спектакль. Конечно, поставим!
Устроить выставку. Там уж найдется, что выставить!
Продолжение: Депо эксцентриков — начало пути
Фабрика эксцентрического актера: 1 комментарий